Иван крякнул, когда Урал резко свернул, немного накренившись вправо, сбросил страховочный ремень, затем, держась за стенку обеими руками, медленно прошёл к дальнему борту со стороны кабины и щёлкнул выключателем. Под крышей кузова зажглась электрическая лампа.
– Ну вот, давно бы так, – одобрительно сказал пожилой. – Самому ведь небось стрёмно в темноте, а?
– Только не думай, что тебя испугался, – бросил в ответ Иван, падая обратно в своё сиденье.
Видимо, чисто механически он пошарил по боковому карману своего плаща, и на его лице отразилось изумление:
– Чёрт, где ключи?
Он быстро посмотрел на пожилого зека и встретил хищный и злорадный взгляд. Тот осклабился, показав несколько золотых зубов. Связка ключей от наручников уже давно перекочевала из кармана фельдшера к нему в свободную руку, пока Иван разбирался с его расшумевшимся сокамерником и при этом совершенно ничего не почувствовал. Оба зека уже по-тихому сняли свои наручники и теперь лишь делали вид, что всё ещё надёжно прикованы к поручню. Этого не заметил даже Арон, хотя сидел рядом с ними – опытные воры продемонстрировали завидную ловкость, отточенную за многие годы практики.
На грубом щербатом лице Ивана отразились ярость и испуг. Казалось бы, у него ещё оставался единственный козырь – бейсбольная бита с опасным шурупом на конце, и он потянулся было к ней, но обнаружил, что она лежит у самой двери метрах в трёх от него, незаметно отброшенная ногой пожилого зека, пока фельдшер полз в полутьме к выключателю.
– Ну что, сука, иди сюда, – прошипел пожилой, вставая с места и явно готовясь к жестокой рукопашной, в которой его сокамерник с выбитым зубом был готов оказать самую незамедлительную помощь.
– Мочи его, Серый, – завизжал второй, быстро вращая в воздухе своими наручниками, будто каким-нибудь средневековым средством боя.
Пригнувшись, как дикий ощетинившийся кот, пожилой перешагнул через тело, как вдруг его лицо исказила гримаса удивления и боли, столь внезапно сменившая прежнюю гримасу ярости, что даже Иван опешил, затаившись в ожидании. Зек опустил глаза и уставился на свою ногу в старом драном ботинке, которую крепко держала рука мертвеца. Его молодой сокамерник тоже заметил эту удивительную странность, вжался спиной в стену и завизжал:
– Твою мать, что за!..
Пожилой завыл, как подраненный волк, пытаясь высвободить ногу, но рука мертвеца держала его, будто в капкане. В этот момент Урал снова накренился, и зек повалился на пол, потеряв равновесие, оказавшись совсем рядом с телом в мешке. Между тем мертвец второй рукой уже разрывал мешок, и медленно наваливался на Серого. Тот попытался вырваться из этих обьятий, но оживший труп проявил удивительную резвость и вцепился зубами в шею зека, словно какой-то зверь из жуткой сказки. В то время как Серый кричал и визжал, что было сил, мертвец делал своё дело безмолвно и почти бесшумно.
– Помогите, люди! – возопил зек, и это был его последний возглас.
Мертвец прокусил ему горло насквозь и, видимо, почувствовав вкус крови, начал вгрызаться в плоть всё глубже, со смаком высасывая тёмно-красную жидкость, хлынувшую из раны, будто из водопроводного шланга.
Тем временем Иван, дрожа всем телом, дотянулся до своей биты, и теперь держал её крепко в руках, глядя на истязание Серого воскресшим из мёртвых, однако не решаясь напасть первым.
– Бога ради, остановите машину! – заорал второй зек, со всей силы забарабанив об стенку обеими руками.
Арон в шоке смотрел на лужу крови, растекающуюся во все стороны, и лихорадочно пытался найти ответ на вопрос, теперь казавшийся ему поразительно естественным и, как это ни забавно, жизненным: почему средь бела дня оживают мертвецы?
Вопли зека вернули его к реальности.
– Они не остановят, – произнёс он.
– Что ты сказал, мать твою?!
– Не остановят. Знаешь поговорку: никогда не кричи «Волк!» Они тебе не поверят.
– Да что ты мелешь?! – сорвался на него зек. – Ты глянь, что творится…
Живой мертвец посмотрел на них странным взором чёрных мерцающих глаз, будто сделанных из стекла, с застывшими сузившимися зрачками. Казалось, он их не только видел, но и слышал. Его жуткий взгляд остановился на Ароне, и неожиданно из горла мертвеца вырвался какой-то утробный стон, кашель, и с его измазанного в свежей крови рта сорвались вполне внятные слова: