Выбрать главу

– Смотри, белочка! – мать попыталась привлечь внимание шестилетнего сынишки, уткнувшегося в смартфон. Её умиленный взгляд следил за прыгающим бесстрашным зверьком, сюсюкающий голос приторно звучал в тишине пустынной остановки автобуса. Недовольный ребенок краем глаза мазнул по деревьям и проворчал:

– Что я, белок не видал?

Действительно, в смартфоне столько всего интересного, такое многообразие вымышленных персонажей, фантастических уродцев, космических пришельцев, что какая-то обыкновенная белка в серой шубке с полулирообразным хвостом абсолютно не способна была завоевать внимание современного ребенка. Мальчик казался старше своей матери по мировосприятию. Его скептицизм просквозил во взгляде, и стало понятно, кто кого воспитывает…

Почему же умиление матери при виде белки не вызвало во мне отклика? Сумерки раннего утра, как поздний неугомонный вечер, одинаково подействовали на меня:

Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,Теснится тяжких дум избыток;Воспоминание безмолвно предо мнойСвой длинный развивает свиток…

Вот и Пушкин на ум пришел, как кадры прошедшего дня перед сном прокручиваются в уме и никуда невозможно деться от неугомонных мыслей…

Сорок лет назад, только не зимой, а летом, белка в коричневой шубке весело скакала около рабочей столовой в районе Люберецкого района Москвы. Небольшой сквер, перетекающий в лесок, с двумя старыми полусгнившими лавочками приютил наше семейство на несколько минут перед началом грандиозного события под названием «свадьба». Моя свекровь, промокнув потный лоб, грузно опустилась на трухлявую лавочку со словами «Какой жаркий, душный день!», а свекор беседовал с племянницей Катериной, выдающей в этот день замуж свою дочь и пребывающей в ожидании свадебного кортежа. В ожидании молодых томились все рановато пришедшие гости, и мы, в том числе. Я прошлась по тропинке в сторону перелеска и среди щепок, засохшей травы, осыпавшихся почек от тополей, спугнула белку, которая, выронив из цепких лап часть своей добычи, стремглав забралась на дерево. Половину чего-то она доедала на ветке, а вторая половинка в виде головы с крыльями птенца синицы с распахнутым клювом корчилась в предсмертных судорогах на тропе. «Ах ты, кровожадная ненасытная красавица!» – моему изумлению не было предела, острая жалость к сожранному, не пожившему на земле птенцу, отвратительная окровавленная часть живого существа, еще раскрывающая клюв, еще живущая, еще трепетавшая крыльями, но уже ополовиненная голодной, такой красивой, такой сказочной белочкой! С тех пор я не умиляюсь этим грациозным зверькам…

…Кстати, о свадьбе. Как давно это было! Советский Союз еще не лишил народ надежды на светлое будущее, но некое расслоение общества уже существовало. Невеста была из состоятельной семьи, а жених – из семьи попроще, но это в то время почти не имело значения. Родители жениха взяли инициативу в свои руки. Богато накрытые щедрые столы ломились от яств в рабоче-крестьянской столовой с простыми столами, выщербленным кафелем и разбитым цементным полом. Рядом со мной сидела старушка – божий одуванчик, жена родного брата моего свёкра, без вести пропавшего в Великую Отечественную войну. Рядом с ней восседал какой-то министр из Грузии. Со стороны невесты среди приглашенных были и министры, и профессора, и академики. Грузинский министр с некоторым удивлением покрутил в руках алюминиевую кривоватую вилку и многозначительно, и даже несколько вопросительно, посмотрел на меня. Мои двадцать пять лет, конечно, меня украшали, но и роскошные кольца каштановых волос, и огромные зелёные глаза с пушистыми ресницами, и тонюсенькая талия – всё это вместе не давало седовласому грузинскому министру покоя. Игнорируя седенькую женщину в старушечьем платье, синем в мелкий блеклый цветочек, он через голову, через руки, через её худощавое тело активно ухаживал за моей тарелкой и моим бокалом, стараясь, чтобы они были всегда наполнены и переполнены, таким образом пытался энергично обращать внимание на свою персону. Я, избалованная вниманием мужчин, в общем-то, не реагировала на ухаживания грузинского министра, но испытывала явную неловкость от его пренебрежения к пожилой женщине. Она, как алюминиевая вилка, такая нелепая среди богато накрытого стола, насколько диссонировала с окружающей гармоничной костюмно-парадной публикой. Бабушка Варя смотрела лучистыми глазами на свою внучку в свадебном платье, её мужа в добротном костюме, таких молодых и красивых, и вспоминала себя.