Выбрать главу

Павел Русов

СУЧИЙ БАРИН

Предисловие

Я нашел эти замшелые папки (числом три) в подполе деревенского дома, который мы приобрели с женой несколько лет назад.

Часть документов восстановил сам, часть – с помощью работников местного краеведческого музея.

Любопытный детектив обнаружил, товарищи.

Во-первых, дело №…. Датировано 1800 годом. Причем «по Егорьевскому уезду». Но, позвольте, «Егорьевский уезд» был расформирован на те года (Павлом 1) и входил в состав рязанской губернии и уже после, в 1804 году, был реорганизован.

Почему же папки датированы так?

Я проверил листы «Дела» на идентичность.

От, блин замшелый! Все верно. Соответствует дате.

Ну и бог с ними.

Дело уголовного производства, изложенное в папках 1800 года – странное и любопытное.

Называлось оно пространно, как и было принято в те времена: «… неправомерном возмущении хрестьян губернии… Егорьевского…»

Дальше смыто, размыто…

Глава первая

ЗАРОДЫШ

Русский бунт, как известно, бессмысленный и беспощадный. Но, как и у любого действа, у него есть начало. И конец.

Начало.

Бессмысленное.

Непонятно кого ударил по уху Федор. Но Иван обозлился и Егор начал всех метелить. А так. Выплеск злобы, накопленной годами. И пошла округа противу губернии…

И конец.

Беспощадный.

Фекла, Иван, Федор, Евдокия…

Плевать. Наказывают всех – потому как именно конец у русского бунта беспощадный. Власть требует – власть давит. Власть имеет… Ага. Потому как власть. В смысле имеет право давить.

Я раскопал то, что случилось в далеком 1800 году. Истоки бессмысленного бунта. И беспощадное подавление.

Прочитывая документы, дыша архивной пылью, я выяснил, почему власти скрыли в печатях дело номер 667 под условным названием «Сучий Барин».

Сухое, канцелярское изложение дела я переработал.

Домыслил за следователями тех времен.

Приукрасил немного, добавив интриги и романтики.

Ибо кто станет читать следующее: «Язык надорван крестообразно… использ… согласно параграфу… надлежит… в танталогическом…»

Я опустил все подробности следовательской работы, работы судебных медиков...

Оставил и доработал лишь следующее: как так произошло, что зверским образом убили барина, вина которого заключалась в одном….

В чем?

Начнем, помолясь, пожалуй.

В 1798 году умер И.И. Благовещев.

В 1800 году (после двухлетней тяжбы) поместье перешло к Е.И. Ивановской (в девичестве Благовещева), коя вскорости и померла. Наследовал оное имущество её муж – Серков Анатоль.

С 1800 года, вплоть до своей чудовищной смерти, Анатоль Серков владел поместьем Благовещевых. Царствовал и чудил без малого несколько лет. Но КАК!!!

Чудили многие. Но Серков…

Однако по порядку.

Лютой зимой, числа 18-го января месяца, дошли до парадного подъезда рязанского градоначальника крестьяне Павловского уезда, деревни Суханово обиженные людишки числом четыре, а именно: представители мужеска племени семьи Кирчан (отец, три сына).

Уж каким образом попала «жалобная запись» в руки градоначальника – история умалчивает, но – попала.

Последствия, как это не странно – не остались под сукном, а взбудоражили всю волость.

Прибыл следователь.

И отбыл.

Был он по отбытии сыт, пьян и отягощен изрядно по карманам «вареньем» с барского стола.

По прибытии в столицу, тем не менее, разборчиво записал, что видел и слышал, а так же и выводы в дневнике (вот сволочь!) протокольно устроил, оный же заботливо перед смертью перепоручил сыну. Но забыл добавить, мол, это личное, не для публикации..

А может и не забыл.

Но, так или иначе, но сын – вот ведь гадёныш – сиё опубликовал. (Надо сказать, срубил изряднейшие денежки.)

В переводе на нынешний сухой канцелярский язык, суть претензий семьи Кирчан заключалась в следующем:

Барин и стрезву и пьяный, сук к себе требует в охоте. И их брюхатит. А опосля чего, бегают оные отпрыски по полям и деревням и жрут все, чего на зубы попадет. Детей, баб, свиней, лошадей, кур, гусей; рыбу из заводи таскают и в погреба залазят. А так же всех псов домовых похерили и сук дворовых обрюхатили. А так же на быка Яшку поползли, но не справились, потому как тот сам не дурак поиметь кого-либо.

Хрестьяне молебен заказывали, в Преображенской Церкви, что на Спас-Леонщине, противу нечистой силы…

А толку?

Пытались местные упертцы выследить оных зверочудей, да так, в общем-то, и сгинули в районе подболотья речки Тетеревки. Углядели потом самые смелые: во – пятки босы, а во – следы зверы; ни одёжы шмотья, ни шерсти клочья. Куды подевались? А хрен его знат.

Однакось, то, что крестьянам – чудилка, то барину – наука. Ибо затеял Анатоль Серков эксперимент, да не простой – а научный. Завел толстенную тетрадь, где красивым почерком вывел на обложке:

ПРИУМНОЖЕНИЯ РАДИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ НУЖД ОХОТНИЧЬИХ ДОБЫВАНИЙ, НЕ ТОКМО РАДИ ЛИЧНОСТНОГО ПРЕОБЛАДАНЬЯ, НО ДЛЯ ОХОТНИКОВ ПУШНИНЫХ ДОБЫЧИ И ПРИРАСТАНИЯ ЗЕМЕЛЬ РУССКИХ, ПОСРЕДСТВОМ ВЫВЕДЕНЬЯ ОСОБОЙ ПОРОДЫ СОБАК С ЧЕЛОВЕЧКАМИ ЗЕМЕЛЬНЫМИ, ИБО ОНЫЕ МОГУТ ПО СВОЕМУ РАЗУМЕНЬЮ ПТИЦ БОЛЬШЕ И ПУШНИНЫ НЕ ТОЛЬКО ОХОТИТЬ, НО И ОБРАБАТЫВАТЬ, ПОСРЕДСТВОМ….

Далее обрыв. Видимо, Толя, запутался в сложноподчиненных предложениях, а может, отвлек кто, а то ли еще чего. Суть, надо сказать, проглядывала и в столь сложной конструкции. Иметь сук, чтобы получилось перевязать с кобелями, а уж иных с другой деревни. Ибо…

А поскольку мнил он себя в роли непревзойденного самца-производителя, то и начал с себя и со своих охотничьих собак.

Тех было числом три. Борзые. И не простые, а злобные крымские (сиречь татарские).*

История умалчивает, каким образом получились первые собаколюди. И уж тем более покрыто мраком то, как осуществлялся и процесс осеменения, и процесс выращивания, и процесс воспитания /дрессировки сих монстров. Достоверно известно одно. Барин по деревням собирал «баб молочных» для няньчества. А бабы раз – и вдруг исчезать стали, вроде как в Маскву на бариновский промысел. Угу. Ага.

Деревенский люд не шибко доверчивый, жизнь приучила. Как старики говаривали: успеешь ишо гавно лаптем похлебать…

Поэтому аналог провели быстренько (в смысле – скумекали): баб к нему водят, бабы пропадают… Кинутое барином с крыльца: «Не ваше, мразь, дело, извольте разойтись, а то пожалеете…» успехо, как бывалоче ранее, не произвело. Народ, пока еще задумчиво, поглядывал на топоры с косами.