Моя вера в переселение душ, конечно, зародилась в минуты той охоты. Это и есть глубокий след мимолетной встречи с раненой уткой. Но чего я не могу понять до сих пор: почему нашей бессмертной душе не дано помнить о прежних воплощениях?
Одни мудрецы считают, что это в наказание нам грешным, а святым такая память дана, и она помогает им назвать братом льва, орла, шмеля, сокола, помогает им в конце концов вырваться из череды земных воплощений, обрести бестелесную форму бытия. Другие, наоборот, полагают, что это сделано Творцом из сострадания: иначе память о всех мучениях земного бытия накапливалась бы до бесконечности и приводила к параличу души. Не знаю, кто из них прав. Может быть, и мне тяжело было бы вспоминать какие-нибудь встречи с кашалотами, когда я пребывал в своем дюгоневом варианте. Но все же одну вещь мне почему-то очень, очень хотелось бы знать: сколько дюгонят родилось от меня и отправилось странствовать по океанским просторам?
Разрушитель инопланетной мечты
- А мне вот как повезло! - сказал Грегори. - Месяц назад мне бы еще нечего было рассказать. Потому что моя мимолетная встреча случилась только на прошлой неделе. Самая свеженькая! Но я уверен - останется в памяти надолго.
Видели бы вы этого вулканолога - сразу бы поняли, о чем я толкую. Он был весь какой-то помятый, запыленный, раздерганный. Будто его самого только что выбросило из жерла вулкана. Волосы всклокочены, лицо - цвета золы, очки - с трещиной.
Его привел наш учитель естествознания. Предупредил, что вулканолог - его старинный друг. Что он сделал важное открытие, которое никак не может получить признания. Книгу вулканолога издательства отказываются публиковать, выступить с лекциями никто не приглашает. Учитель пригласил его выступить перед нами старшеклассниками. Он уверен, что нам будет интересно послушать, а вулканолог сможет почувствовать на живой аудитории, что в его рассказе понятно, а что не очень.
Первым делом класс превратили в кинозал. На доску повесили экран, и по нему поплыли кадры извержения вулкана. Мощного. Лава, летящие камни, дым, пар. Но вулканолог хотел, чтобы мы обратили внимание на другое. Указкой он отыскивал на экране маленькие светящиеся точки, которые удалялись прочь от жерла горы. Эти точки, объяснял он, представляют собой странные сгустки газа или электричества. Они образуются, по-видимому, в гуще извергающейся лавы при очень высоких температурах и давлениях. Он наблюдал и снимал их на пленку много раз. Он назвал их "горгонами". И все пытался поймать момент их исчезновения. Чтобы оценить их живучесть. Но это ему редко удавалось. Горгоны удалялись из поля зрения, но явно сохраняли устойчивость.
Так он наблюдал за своими горгонами лет восемь. И вдруг ему пришла в голову гениальная идея. (Это я говорю "гениальная" - он-то держался очень скромно.) А что, если все эти рассказы о летающих тарелках, о неопознанных летающих объектах - не выдумки и не иллюзии? Что, если люди действительно видят в небе светящиеся шары, которые на самом деле есть его горгоны, разлетающиеся по всему миру после каждого извержения?
Чтобы проверить свою гипотезу, ему пришлось погрузиться в многолетние исследования. Он собирал все сообщения о летающих тарелках и сводил их в хронологические таблицы. Потом брал хронологические таблицы извержений и пытался сравнивать их с теми. Но в какой-то момент понял, что такой подход ничего не даст. Потому что многие извержения происходят на дне океана. Они тоже выпускают в атмосферу горгоны, но эти извержения никто не регистрирует.
Параллельно он пытался понять природу этих светящихся шаров, изучал процессы, происходящие в газах при сверхвысоких температурах и давлениях. Также он стал разыскивать людей, которые утверждали, что видели, как светящийся шар опустился на землю. Многие из них сообщали, что, к их изумлению, шар не был горячим. На месте его приземления и исчезновения трава оставалась свежей, несожженной. Не такой ли шар увидел пророк Моисей в кусте, который горел и не сгорал?
Вулканолог прочитал тысячи рассказов людей о светящихся шарах в небе. Он отбросил все истории о том, как инопланетяне брали людей на свой космический корабль, обследовали их, лечили, разговаривали с ними на неизвестном языке, который каким-то чудом был им понятен, и прочую художественную фантастику. Но он заметил, что в оставшихся историях три элемента повторяются почти безотказно:
1. Шары движутся не по воле ветра. Они могут подниматься и опускаться, менять направление движения, как бы маневрировать. Их движение несколько напоминает перемещения шаровой молнии или волчка, крутящегося на полу.
2. Человеческий глаз видит шары, но для радара они остаются невидимыми. Встревоженные люди часто звонили в полицию, полиция передавала сообщения военным властям, но те заявляли, что это иллюзия, потому что на их экранах никаких неопознанных летающих предметов не видно. Отсюда следует вывод, что это были нетвердые тела.
3. Наконец, почти все замечали, что приближение светящегося шара вызывает серьезные неполадки во всей электронной и радиоаппаратуре. То есть он явно несет вокруг себя мощное электромагнитное поле.
Но все эти три особенности присущи и горгонам, вылетающим из вулкана.
Тут я призадумался и пришел к выводу, что вулканолог, скорее всего, прав. Наверное, его гипотеза рано или поздно будет подтверждена и научно доказана. Но как ни странно меня это совсем не порадовало. Мне вдруг стало грустно-грустно. Как любит говорить Гвендолин, меньше стало чему удивляться на свете. Так мы жили и тешили себя этими тайнами: летающие тарелки, инопланетные корабли. Пришельцы из космоса прилетят и научат нас, дураков, жить по-человечески, не мучить друг друга. А тут оказывается, что никаких инопланетян как не было, так и нет. И светящиеся шары - это всего лишь какой-то бездушный, заряженный электричеством газ. Ужас! Дикое разочарование!
После лекции я подошел к вулканологу и сказал, что он меня убедил, что его замечательное открытие когда-нибудь признают, но что книгу его еще долго никто не напечатает. Потому что кому же охота расставаться с мечтой? Он смотрел на меня с грустной улыбкой, кивал, как-то странно хихикал. И глядя на него, на всю его растрепанную вулканами и издателями фигуру, я себе мотал на ус, что в наших изобретательских делах надо быть поосторожнее. В том смысле, что если придет в голову новое изобретение или открытие, я сначала хорошенько погляжу кругом: не разрушает ли оно чьи-то привычные дорогие мечты?
Нет, не то чтобы у меня хватило терпения заткнуться и промолчать про свое открытие несколько десятков лет. На это я не способен. А то, что ни в коем случае нельзя давать себе распускаться, ждать немедленного признания, надеяться, что тебя тут же забросают цветами и премиями. Вот такой урок я извлек из своей вулканической встречи, это хочу зарубить себе на носу.
Костер обид
- Все смотрят на меня - значит, моя очередь? - спросила Гвендолин. - Ну, пока другие рассказывали, я честно пыталась вспомнить чего-нибудь похожее, крест на сердце. Но мимолетные встречи - кто их помнит? Никакой головы не хватит. Помнишь длинные, большие, когда тебя успевали так наобижать, что из головы уже не выкинуть. И все-таки одна маленькая история вспомнилась. Это когда не меня, а я сама сильно обидела.
Было мне тоже, как и Роберту на его охоте, лет пятнадцать. Самый у девчонок стервячий возраст. Если вы только знаете, о чем я толкую. Весь свет против них, все их обижают - значит, можно всем мстить без разбору. А у нас, черных, это вдвойне. У нас ведь нынче как: белые нас за три века так наобижали, что с ними расплачиваться - двадцати веков не хватит.
И вот иду я однажды ночью по нашему кварталу. Эдакая подвыпившая ведьмочка, разобиженная насмерть. Потому что мой Луис опять два раза танцевал с этой тощей Бригиттой. Иду не то чтобы шатаясь, но нет-нет и запнусь на ровном месте. А квартал у нас был не очень спокойный. Всякое случалось по ночам. И потасовки, и стрельба, и ограбят - глазом моргнуть не успеешь. Но я-то к тому времени ничего не боялась. Всех главных разбойников уже знала, и они меня знали. А мелкой сошке и сама могла врезать как следует. Так что шла себе, ни о чем не заботясь. И думала только о том, кому из этих двоих глаза нужно выцарапать в первую очередь: ей или ему?