—
Что мы ушли до срока в мир иной?
История, тебя судить мы будем
По праву, оскверненному тобой.
Твоих кумиров свергнем с пьедесталов,
Гранит и мрамор яростно дробя.
История, ты точно одеяло,
Которое все тянут на себя.
Расплылись кляксы на твоих страницах
И факты погребли в чернильной мгле,
Как будто фараоновы гробницы,
Фундаментом приросшие к земле.
История, порою ты похожа
На женщину, которая мужей
Меняет, как змея меняет кожу,
И гонит опостылевших взашей.
Кривые зеркала в твоих покоях
На мир бесстыже пялятся со стен,
И в каждом отражение кривое
Античной подражает красоте.
История, ты критикам подобна,
Чье мненье, извиваясь без конца,
Становится прямым, когда удобно
Для высокостоящего лица.
Под чьи ты только дудки не плясала,
В чьи только платья не рядилась ты:
То рядовым была, то генералом,
Играя, точно в кубики, в посты.
Не ты ль в бараний рог согнула правду,
А кривду обтесала, как бревно?..
Но пробил час — и нам теперь на равных
С тобою разговаривать дано.
История, бездарная актриса,
Пускай тебе партер рукоплескал,
Зато галерка откровенным свистом
Всегда обескураживала зал.
Сотри же грим!.. Белила и румяна
Твоих морщин не в силах скрыть уже,
Хотя они скрывали наши раны,
Горящие на теле и в душе.
История, болтливая гадалка,
Тебе, преодолевшей стыд и страх,
Шестерок замусоленных не жалко,
Коль козырной король в твоих руках.
Не ты ли свои лучшие страницы
Спалила на безжалостном костре?
Не ты ли хладнокровною убийцей
Вела людей безвинных на расстрел?
Не ты ль трубила: Сталин — вождь народа!
Когда над всей страной сгустилась мгла?
Не ты ли в упоении свободы
Его тираном после нарекла?
Где Тухачевский? Где Муслим Атаев?
Где сотни тысяч безымянных жертв?..
История, молчи! Не доверяю
Я твоему раскаянью уже.
Ведь даже Шамиля ты пятикратно
Оговорила, глазом не моргнув,
Но нынче клевету твою обратно
Тебе я с отвращением верну.
Пускай урчит хавронья над корытом,
Гадюка извивается дугой
И курица в курятнике сердито
На петуха кудахчет день-деньской.
… Взмолился зал: — Сикстинская мадонна!
Лицо свое прекрасное яви.
И, может быть, прозреют миллионы
И снова возродятся для любви.
Но вздрогнула картина Рафаэля,
И гладкий лик растрескался, скорбя,
А губы прошептали еле-еле:
— И Гитлер мнил художником себя…
Взгляните на безумные полотна —
Они в цене, поскольку вновь и вновь
Их кто-то реставрирует охотно,
Обмакивая кисть в густую кровь.
— О, пощади народ, святая дева,
Сойди на землю с белых облаков,
Чтоб нас спасти от праведного гнева
И защитить от собственных грехов.
Но только был ответ Марии кратким:
— Ах, люди, снизошла бы я, да вот
Боюсь, что ваши волчьи все повадки
Младенец непорочный переймет.
На небе сострадая вам безмерно,
Я все же не покину райских врат…
Я мать, и потому я милосердна,
Но из меня неважный адвокат.
… Притихли люди в зале заседаний,
Потупив повлажневшие глаза.
И в тот же миг у каменного зданья
Протяжно завизжали тормоза.
Сутулый инвалид, каких в России
Не счесть, на «Москвиче» приехал в суд
И в зал вошел, прихрамывая сильно.
Откашлялся… — Кто главным будет тут?
История спросила: — Вы свидетель?
Повестку вашу предъявите мне.
Но, усмехнувшись, ветеран ответил:
— Повестку я оставил на войне.
И тотчас из кармана осторожно
Он два портрета выцветших извлек,
Сказав при этом: — Ими, если можно,
Я заменю казенный ваш листок.
Как будто по команде, судьи встали
И фото поднесли к своим глазам…
— Позвольте, гражданин, ведь это Сталин…
Зачем его вы притащили нам?
И не один, а сразу два портрета…
Задумался старик и произнес:
— Вся жизнь моя является ответом
На этот заковыристый вопрос.
Ведь Сталин был один, когда отважно
Я с именем его бросался в бой.
И потому мне знать сегодня важно,
Откуда появился вдруг второй?
Вы нынче не кумира развенчали,
А молодость суровую мою,
Раненья и солдатские медали,
Добытые в решительном бою.
История вздохнула: — Я согласна
С тобой во многом, только всякий раз
Не люди ли писали ежечасно
Мои страницы, кто во что горазд?
И грамотей, и неуч бестолковый,
Глядеть не смея истине в глаза,
Пытались, каждый, вставить свое слово
Или хотя бы букву дописать.
Но лишнюю любую запятую
Вы сваливали тут же на меня,
Забыв одну пословицу простую,
Что нечего на зеркало пенять…
Пьянчужка не поддастся уговорам
Ни друга, ни месткома, ни жены.
Вор, отсидев в тюрьме, вернется вором,
Когда его наклонности дурны.
Хапуга не побрезгует наваром,
И клеветник не выронит пера.
Не каждому отчаянным Хочбаром
Дано шагнуть в чистилище костра.
Вы можете кумиров ниспровергнуть
И новым поклоняться в свой черед,
Но от ошибок сотня нюренбергов
Вас все равно не предостережет.
Свинья угрюмо вытянула рыло,
Змея проворно выплеснула яд,
А курица панически укрыла
Под крыльями взъерошенных цыплят.