— Вероятно, мне следует отправиться в здание Совета, посмотреть, какую информацию я смогу собрать, — объясняет Крилл, и у меня в груди сжимается от паники, когда он приближается. — Я знаю, что иду один, но все в порядке. Путешествие большой группой только привлечет больше внимания к ситуации, — добавляет он, пресекая мое возражение, и я тут же признаю свое поражение.
— Пожалуйста, будь осторожен. Если что-то будет не так, позови кого-то на помощь. Лучше всего меня. Пожалуйста, — выдыхаю я, когда он входит в мое пространство, возвышаясь надо мной.
— Я буду осторожен, если ты тоже будешь в безопасности, — предлагает он, обхватив ладонью мою щеку, и я многозначительно смотрю на него.
— Похоже, я собираюсь быть здесь. Ничто не сможет добраться до меня за этими воротами. Существует множество защитных слоев, которые уберегают меня от опасности, — напоминаю я ему, и уголок его рта приподнимается, прежде чем он наклоняется и завладевает моими губами. Он прикасается своими губами к моим раз, другой, третий, прежде чем делает шаг назад.
— Только потому, что ты мой любимчик, это не значит, что ты можешь целовать ее так близко от меня, — говорит Нора со смешком и намеком на дерзость, и Крилл даже не пытается с ней спорить.
Один вдох — и он исчез.
И вот их стало четверо.
Мой внутренний круг разделен и разбросан в миллионе направлений, из-за чего я чувствую себя незащищенной без них. По крайней мере, Кассиан…
Волк, о котором идет речь, засовывает руку в карман брюк, доставая сотовый телефон, и его лицо мрачнеет от нахмуренности. Выражение его глаз, когда они встречаются с моими, пригвождает меня к месту, и я знаю, еще до того, как он заговорит, что ему нужно уйти.
— Я нужен в комплексе, — хрипит он, на его лице мелькает вина, и я знаю, что это потому, что он видит боль в моих глазах. Я изо всех сил стараюсь сморгнуть это, когда киваю.
— Конечно. Иди, разберись с тем, что тебе нужно. Ты знаешь, где меня найти, — предлагаю я, натягивая улыбку на губы, но знаю, что она даже близко не подходит к тому, чтобы касаться моих глаз.
Мне нужно взять себя в руки.
Больше всего на свете я ставлю в неловкое положение саму себя. Более того, предполагается, что я сильная независимая женщина, а прямо сейчас я далека от этого.
— Я люблю тебя, — шепчет он, беря мой подбородок большим и указательным пальцами, когда приподнимает мое лицо, и я улыбаюсь, его слова согревают меня.
Он целует меня прежде, чем я успеваю что-либо сказать в ответ, прежде чем его прикосновение покидает мою кожу. Я моргаю, открывая глаза, даже не уверенная, когда они закрылись, только для того, чтобы обнаружить, что он ушел.
— Я оставлю вас, ребята, но если вам понадобится моя помощь в чем-нибудь, вы знаете, где я, — заявляет мой отец, успокаивающе сжимая мою руку, но прежде чем он успевает направиться к двери, я останавливаю его на полпути.
— Наверное, мне сейчас не помешало бы немного твоих знаний и мудрости, папа.
Его добрые глаза находят меня, но быстро переключаются на Арло. — Я помогу ей устроиться, Арло. Ты направляйся в кабинет советника. Не забудь повернуть направо, налево тебе придется часами искать не в том направлении, — предлагает мой отец, в его словах слышится веселье, когда Арло разворачивается на каблуках своих ботинок и топает в другом направлении, качая головой.
А теперь их стало трое.
Мой отец, Нора и я.
— Почему все делают что-то… грандиозное, кроме меня? — Выпаливаю я, мой желудок скручивается в узел, когда я пытаюсь сохранять позитивный настрой, но что-то не так.
Сочувственная улыбка появляется на губах моего отца, когда он присоединяется ко мне и Норе, и он кладет руку мне на плечо, пытаясь утешить меня. — Прими это как знак того, что ты сделала правильный выбор, Адди, — предлагает он, и я снова хмурюсь.
— Что?
— На самом деле, чем больше ты делаешь, тем меньше ты делегируешь тем, кто рядом. А это значит, что ты не можешь доверять им так, как тебе нужно. Великая честь — это знать, что твое внутреннее окружение сильно, непоколебимо и предано, — предлагает он, когда Нора берет меня за другую руку, пытаясь утешить, но они оба вместе, кажется, только вызывают у меня клаустрофобию.
— Не думаю, что мне это нравится, — признаюсь я, высвобождаясь из их объятий и скрещивая руки на груди, вес короны на моей голове кажется тяжелее, чем когда-либо, поскольку я надуваюсь, как чертов ребенок.
— Это потому, что ты помешана на контроле, — заявляет Нора, и я даже не могу этого отрицать. Это правда. Я знаю, что это так, и это только усложняет ситуацию.