— Двенадцать.
— Так рано? — Я разеваю рот от удивления, когда он напевает, чувство разочарования настолько велико, что почти абсурдно, что оно может уместиться в таком маленьком звуке.
— Это могло начаться раньше, но момент, когда я действительно заметил, был тогда. Она всегда умела устраивать истерики, но они вдруг превратились в нечто большее. Злость. Злобу. Отчаяние. С тех пор я избегал ее любой ценой. Мои родители тоже не жаловались на это. Ее гнев ощущали все, но он стал полностью неконтролируемым к ее семнадцатому дню рождения.
Я держу губы плотно сжатыми, пока он на мгновение задумывается, обдумывая, пока я сохраняю небольшие фрагменты знаний.
— Мой отец достал из королевского хранилища самую красивую тиару и преподнес ее ей на розовой подушке, как драматичной принцессе. Они с матерью сияли, ожидая ее реакции, но это только вызвало еще больше ярости у их любимой дочери. Слуга, принесший ее, был мертв через секунды, драгоценные камни с грохотом падали на пол, пока мы стояли в полном неверии. Мой отец, наконец, достиг своего предела с ней. К черту день рождения.
— В следующий раз, когда я назову Нору королевой драмы, не стесняйтесь поправлять меня, — размышляю я, надеясь вызвать у него улыбку, поскольку он заново переживает боль, которая так долго преследовала его.
— Принято к сведению, — говорит он с мягкой улыбкой, прежде чем прочистить горло. — Мои родители не принимали решения забрать ее магию еще год. За это время она ранила или убила еще два десятка людей, но когда решение было принято, яркая вспышка света вырвалась из нее, защищая, и оттолкнула всех назад.
Моё сердце пропускает удар, и я широко раскрытыми глазами смотрю на него. — Яркий свет, — повторяю я, едва шевеля губами, пока он кивает.
— Вы двое — единственные фейри, которых я когда-либо встречал, обладающие такой способностью.
У меня внутри все переворачивается от ненависти к нашему сходству, но я знаю, что без своей защитной магии я бы уже не спасла так много людей. Мысль о том, что на моих руках будет еще больше ненужной крови, пугает.
— Как вам удалось это сделать? — Спрашиваю я, и он качает головой.
— Я обещаю тебе, этот факт действительно не имеет значения. Это было ужасно и предательски, но необходимо. И все же, даже без своей магии, она все равно умудрялась обрушивать адский огонь на любого или что угодно, что доставляло ей неудобства или выводило из себя. Вот тогда-то и началась темная магия. Вот тогда-то ее и нужно было остановить. Вот тогда-то и началось все, что привело к «Поцелую смерти».
Я чувствую боль в словах моего отца, когда он опускает взгляд.
— И все это ради власти? — Спрашиваю я, все еще пытаясь понять мотив Клементины, и отец пожимает плечами.
— Ради власти, что безумно, потому что в тот день, когда мой отец передал мне корону, в тот день, к которому сводились все мои тренировки, я почти отказался. У меня было ошеломляющее чувство, что я не хочу этого, не хочу, чтобы меня ставили в такое положение. Такое, где были бы допущены ошибки, жизненные уроки были бы тяжелыми, и боль, которую я испытывал, больше не была бы только моей собственной. Я не думал, что смогу это сделать.
Мой язык скользит по пересохшим губам, когда я пытаюсь проглотить комок, образовавшийся в горле, но это невозможно. Его слова имеют вес. Я чувствовала их в тумане всего происходящего. Моменты, предшествовавшие моей коронации, заставили меня пересмотреть все, особенно себя, именно так, как он описывает.
— Незадолго до того, как должна была состояться церемония, мой отец отвел меня в сторону, похлопал по плечу и заглянул глубоко в глаза. Несмотря на туман, в котором я чувствовал, что перебываю, он стоял передо мной, полный жизни, и я никогда не забуду, что он сказал. — Его глаза стекленеют, когда он поворачивается ко мне, на самом деле ничего не видя, поскольку воспоминания, кажется, заполняют его взор. — Он сказал: Эта роль создана не для тех, кто этого хочет или кому это нужно. Эта роль создана для тех, кто знает, что может жить без власти, но все равно принимает ее. Для тех, кто видит дальше себя, кто освещает комнату, когда даже лунный свет не помогает им. Роль лидера отводится тому, кто готов пожертвовать всем. Не для себя, а для других.
— Какие мудрые слова, — хриплю я, нервно теребя рукав своей футболки, пока отец улыбается.
— Эти слова подходят тебе больше, чем когда-либо подходили мне, Адди. Ты была рождена для этого, даже когда у тебя всё отняли. Ты самоотверженная и сильная, заботливая и щедрая, полная страха и внушающая страх. Многие из этих слов нельзя сказать о Клементине. Ни сейчас, ни когда-либо. Различия между вами приведут ее к краху, тебе просто нужно понять, как это сделать, — предлагает он, беря меня за руку, и я наслаждаюсь его теплом в ту секунду, когда его пальцы переплетаются с моими. — У нее может быть гнев, она может быть стойкой, и ее сила может заключаться в темной магии, но она слишком эгоистична, чтобы одержать верх, Адди. Ты приносишь то, чего она никогда не сможет, потому что в этом она не видит никакой силы. Ни капельки. Ты приносишь своим людям надежду.