В журнальных статьях, в которых порой упоминался судья Гиллис, его неизменно называли судьей для бедных, и я думаю, что он гордился этой репутацией больше, чем каким-либо профессиональным знаком отличия.
Судья Гиллис достаточно откровенно изложил нам свое мнение о деле Вэнса Харди. С его точки зрения, оно было близко к решению. Он считал, что у Харди вполне достаточно свидетельств, чтобы окончательно выяснить вопрос, был ли судья на месте или нет, когда жюри присяжных вернулось с вердиктом.
При встрече с Сиднеем Шерманом и Дэвидом Мартином Лемойн Снайдер, чьи юридические способности не уступали его знаниям врача, предоставил всю собранную нами информацию в распоряжение этих адвокатов. Мы договорились, что как только появится какая-то новая информация, особенно в вопросе, был ли судья на месте во время вынесения вердикта, мы тут же свяжемся с судьей Гиллисом.
И Том Смит принялся за работу.
Занятие это было, можно сказать, почти безнадежным. Он пытался пойти по следу, которому было двадцать шесть лет. Большинство членов жюри, как и свидетелей, или же покинули этот свет, или же просто исчезли.
Наконец Том узнал о родственниках одного еще здравствующего члена того жюри. От них он узнал, что старик переселился в северную часть штата Мэн, но когда ложатся снега, к нему невозможно добраться до начала лета. А поскольку времени с начала этого дела и так прошло более чем достаточно, были опасения, что ранним летом мы уже можем опоздать.
Боб Рэй, который вел всю документацию и переписку Суда Последней Надежды, первым знакомясь с делами, кратко излагая их содержание, фиксируя и высылая ответы на дюжины писем, приходящих каждый день, был еще и опытным летчиком. Он решил, что если нанять самолет-амфибию, то можно будет сесть на гладь озера недалеко от того места, где живет нужный нам человек, так как источники, впадающие в это озеро, не позволяют ему замерзать.
Это были гонки со временем. Вылетев в Мэн, Боб Рэй взял с собой пилота и местного нотариуса, после чего, покрывая милю за милей над лесистыми заснеженными пространствами, ему удалось, наконец, найти то, пожалуй единственное, озеро в округе, свободное ото льда. Таким образом, они добрались до нашего присяжного заседателя, который отлично помнил то дело и был абсолютно уверен, что вердикт выносился в отсутствии судьи. Получив письменное и заверенное показание от старика, они вернулись к самолету и успели взлететь, когда ледяные закраины стали схватывать берега озера.
Адвокаты Сидней Шерман и Дэвид Мартин тщательно обосновали прошение о новом суде в пользу Вэнса Харди и явились к судье Гиллису.
Можно было только удивляться тщательности, с которой работали эти юристы. Они изучили дело вдоль, поперек и со всех сторон. Работали они без гонорара, заинтересованные лишь в справедливости, потому что искренне считали: Вэнс Харди стал жертвой судебной ошибки. Доказательства в пользу своей точки зрения они подготовили мастерски.
Судья Гиллис выслушал все доводы, прочел заявление и решил, что в силу технических причин Вэнс Харди имеет право предстать перед новым судом. Затем он отступил от привычной процедуры и во всеуслышание заявил, что после нашего с ним разговора он заинтересовался данным делом и что из своих собственных конфиденциальных источников совершенно точно знает, что Луис Ламберт был убит не ради ограбления, а стал жертвой мести в войне бутлегеров, что он серьезно сомневается, знал ли вообще Вэнс Харди что-то об этом убийстве, и посему он должен предстать перед новым судом.
Конечно, новое слушание никак не могло вынести Харди обвинительный приговор, учитывая тот факт, что Бруно Марсел — ключевой свидетель — объявил, что он не только не мог опознать Вэнса Харди, но и готов доказать, что и то опознание был вынужден сделать под давлением и сейчас он готов со всей ответственностью заявить, что Харди — не тот человек, которого он видел на месте преступления.
Словом, обвинение прекратило дело, и Вэнс Харди вышел из зала суда свободным человеком.
Обстоятельства не позволили мне покинуть ранчо в день финального слушания дела под председательством судьи Гиллиса, но я знал, что дело было в надежных руках, что Шерман и Мартин камня на камне от него не оставили и что они не сомневаются в решении судьи Гиллиса. Лемойн Снайдер, который отдал этому делу много месяцев, был тут же рядом, вместе с Томом Смитом и Алексом Грегори, и я поддерживал с ними самую тесную связь. Мы чувствовали, что обстоятельства наконец складываются в нашу пользу и Вэнсу Харди наконец удастся «побег из тюрьмы».
Тем не менее в силу разных достаточно очевидных причин мы не считали возможным делиться нашими надеждами с Глэдис Баррет. Ее столько раз посещала надежда, рассыпаясь затем в пыль, что на этот раз мы просто сказали ей, что сделали все, что было в наших силах.
В день начала суда кто-то прислал ей орхидею и попросил приколоть ее на счастье.
Сразу же по завершении суда, когда Вэнс Харди вышел оттуда свободным человеком, Глэдис Баррет позвонила мне в Калифорнию. Голос ее прерывался и дрожал от слез и восторга. Она попыталась изложить мне то, что происходило, но от счастья не могла найти слов.
В сущности, ей ничего не надо было мне рассказывать. Хватало ее голоса и счастливых рыданий в телефон. Я поздравил ее и сказал, что был уверен в удаче, которая наконец улыбнулась ей, — она выиграла долгую битву за свободу своего брата и теперь-то сможет наконец купить себе новое платье.
Вот теперь она окончательно растерялась.
— Мистер Гарднер, — борясь со слезами, сказала она. — Я приколола орхидею… Вы только представьте себе!… Я была с орхидеей!… В первый раз в жизни я держала ее в руках.
Она вполне заслужила ее.
9
Не стоит думать, что все дела, которыми мы занимались, заканчивались нашими триумфальными победами и демонстративным оправданием невиновных.
Мы сталкивались с большим количеством дел, в которых, и мы были в этом убеждены, пострадал невинный человек, отправившийся в тюрьму, но сплошь и рядом у нас не было возможности доказать свою точку зрения. Другими словами, нам не удавалось раздобыть дополнительные доказательства к тем, что были предъявлены во время первого слушания.
Каждому юристу известна аксиома, что невозможно доказывать отрицательное утверждение. И если нам не доводилось найти новых положительных доказательств, нам приходилось иметь дело с ложными заявлениями или неправильными истолкованиями, которые принимались в качестве доказательств, и мы были не в состоянии что-либо сделать.
С другой стороны, было много таких случаев, когда предварительное расследование приносило многообещающие результаты, и мы начинали «копать» факты с неутомимостью фокстерьера, который разрывает лисью нору, — только для того, чтобы выяснить, что факты по делу были представлены нам в искаженном свете, или же чтобы убедиться в подлинной виновности подсудимого.
Для заключенных совершенно естественно врать по поводу своего приговора. Первым делом, если он в самом деле виновен, его второй натурой становится склонность ко лжи — хотя бы потому, что в таком случае он уверен: потерять он ничего не потеряет, а приобрести может многое.
Может так случиться, что основное свидетельство против осужденного носит случайный характер или держится лишь на какой-то одной детали, одном обстоятельстве, на показаниях одного свидетеля. Когда осужденный оказывается в тюрьме, времени для размышлений у него более чем достаточно. Он начинает изобретать различные истории, приводя самые невероятные объяснения, которые могли бы пойти ему на пользу.
Можно только удивляться, сколько настойчивости и изобретательности может проявить человек при этом. Долгое время он разрабатывает убедительные объяснения и так долго повторяет их, что сам начинает в них верить. Излагает он их также столь убедительно, что выглядят они на первый взгляд совершенно логичными и правдивыми.
Большую часть времени, отданную работе в Суде Последней Надежды, мы занимались тем, что старались отделить зерна от плевел. И много раз хорошие зерна на поверку оказывались шелухой.