Вовка вернул Николаю «Яву» в целости — я заметил, как Синицын радостно улыбнулся. Но длилась Колина радость недолго. Я тоже воспользовался моментом: заявил, что тоже опробую возможности мотоцикла. Волнения перед общением с железным конём я не почувствовал. Словно ездил на мотоциклах чаще, чем в инвалидном кресле-коляске. Настроил под себя шлем. Завёл мотоцикл ещё до того, как Синицын возразил мне или одобрил мою просьбу. Лихо запрыгнул в седло — мотоцикл резко сорвался с места.
Я понял в первые же секунды поездки, что чувствую себя в роли мотогонщика вполне уверенно. Словно ездил на мотоциклах регулярно. Или же это делал раньше мой старший брат Димка. Мотоцикл в считанные секунды развил неплохую скорость: без малого восемьдесят километров в час. Быстрее я по этой улице не поехал, пожалел свои локти, колени и Колин «Ява-350». Объезжал дыры в дорожном покрытии, как заправский гонщик экстремал. Резко поворачивал, почти не снижая скорость и рисуя шинами на асфальте.
Завершил прогулку по кварталам — вернул Синицыну мотоцикл едва ли не с сожалением. Заметил на Колином лице капли влаги, будто в ожидании меня Николай проделал от скуки комплекс физических упражнений. Увидел ироничную улыбку на Вовкином лице. Услышал, как Женька Бакаев сказал: «Это ж КГБшник. Я же говорил тебе, Николаша. Их и не такому учат. Ничего бы с твоим мотоциклом не случилось». Я передал мотошлем Бакаеву, отошёл от хорошо показавшего себя на трассе между домами железного коня.
— Отличный мотоцикл, — сказал я. — Прекрасное приобретение. Замечательное вложение денег.
Коля Синицын снова просиял улыбкой. Он даже не дёрнулся, когда к мотоциклу подошёл Бакаев.
Женька Бакаев проехался на мотоцикле чинно, не торопясь. Будто отправился не на гонку, а на экскурсию по улице. Не проявил он особых эмоций и по возвращении. Лишь сказал, что «техника рабочая». Передал мотоцикл… Наде. Надя надела на голову шлем, умело завела двигатель. Я заметил на Вовкином лице такое же удивление, какое ощутил сам. Раньше не подозревал, что Надя ездила на мотоцикле. Вовкина жена сделала круг вокруг квартала. Без спешки, как и Бакаев. Вернула мотоцикл Коле — её глаза задорно блестели.
— Всё! — сказал Синицын. — Покатались, и хватит. Как малые дети, честное слово.
Коля нахмурил брови.
Майор Бакаев кивнул и скомандовал:
— Допиваем вино, мужики, и расходимся по домам.
По возвращении домой я сразу же взял в руки Димкину записную книжку (она сиротливо лежала в прихожей на полке под зеркалом, куда я её примостил). Пролистнул её от корки до корки. Помнил: Лёша Соколовский сказал, что у Димки есть номер его домашнего телефона. Вот только в записях брата фамилию Соколовский я не отыскал. Зато нашёл номер с пометкой «Л. С. Д.» Сам номер знакомым не выглядел (в прошлой жизни я Соколовскому не названивал). Но помечавшая его аббревиатура вполне годилась для записи Лёшиного номера: «Лёша Соколовский, домашний». Те более, что рядом на странице имелся и номер с пометкой «Л. С. Р.», что вполне могло обозначать: «Лёша Соколовский, рабочий (или „резиденция“, как мы называли здание администрации городского рынка)».
Я набрал номер — после второго гудка мне услышал женский голос.
— Алло? — спросила женщина.
— Здравствуйте. Мне нужен Алексей Михайлович Соколовский.
— Алексей Михайлович сейчас не может подойти к телефону, — объявила женщина. — Что ему передать?
— Пусть перезвонит Рыкову Дмитрию Ивановичу.
— Хорошо. Я передам. Продиктуйте ваш номер.
Я назвал цифры.
— Хорошо, — повторила женщина. — Алексей Михайлович перезвонит вам. Если сочтёт нужным.
Глава 8
Телефон в моей квартире ожил лишь в воскресенье, через три четверти часа после полудня. По пути в прихожую я взглянул на циферблат наручных часов. Прикинул, что в это время, но в прошлое двадцать восьмое июля девяносто первого года, у меня уже состоялся разговор с Ромой Кислым.
Кислый тогда покинул мой двор примерно в полдень. Я запомнил этот момент, потому что по воскресеньям в двенадцать часов дня Надя обычно кормила нас обедом — строго по расписанию. В тот раз мы пообедали чуть позже: когда обсудили с женой мой разговор с прихвостнем Лёши Соколовского.
Я выждал, пока телефон издаст очередную трель, и лишь тогда снял трубку.
Услышал в динамике шипение человеческого дыхания.
— Рыков, — сказал я. — Слушаю.
— Здравствуй, Дмитрий Иванович, — вкрадчиво произнёс Соколовский. — Говорят, ты искал меня? Раньше перезвонить тебе не смог. Дела не отпускали, как ты сам понимаешь.