— Алло?
Я невольно улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, Саша. Рад тебя слышать.
Почувствовал, что Лебедева обрадовалась моему звонку. Но услышал в её голосе и ноты тревоги. Александра обрушила на меня шквал вопросов. Я отвечал на них, не вдаваясь в подробности. Сообщил Саше, что мой младший брат и его жена живы. Сказал, что «всё прошло» примерно так, как я «предполагал». На вопрос о «тромбе» ответил Александре, что «ещё поживу». Выслушал град рекомендаций «о борьбе с тромбами», которые Лебедева раздобыла специально для меня. Пообещал, что «займусь этим вопросом». Лишь после этого моего заверения Саша рассказала мне о своих делах.
— Дима, он мне не поверил, — сообщила Александра.
Мне показалось, что её голос дрогнул.
— Папа. Я рассказала ему о твоём предупреждении. И о тебе.
Саша выдержала паузу.
— Дима, папа посмеялся надо мной, — сказала она. — Обозвал тебя шарлатаном. Дима, что мне делать?
Я опёрся плечом о стену кабины, рассматривал диск телефонного аппарата.
— Дима, ты слышишь меня?
— Слышу, — ответил я.
— Почему не отвечаешь?
Я будто бы наяву увидел, как Саша Лебедева сейчас стояла в прихожей своей квартиры (около телефонного аппарата «Panasonic») и нервно теребила серьгу на мочке левого уха.
— Какие у тебя планы на завтра? — поинтересовался я.
— Не знаю… — произнесла Александра, — я работаю над новой статьёй. А что?
Я услышал Сашин вздох.
— Даже работать сейчас спокойно не могу, — призналась Александра. — Всё думаю о том… о папе с мамой. Дима, как мне его убедить? Подскажи, пожалуйста. А лучше… приезжай. Ведь ты же закончил свои дела в Нижнерыбинске?
Я взглянул на часы.
— Сегодня закончу, — пообещал я. — Завтра к тебе приеду. Время в запасе ещё есть. Работай спокойно. Я поговорю с твоим отцом. Обещаю. Мне он поверит. Найду для него убедительные доводы. Всё будет хорошо, Саша. Не переживай.
От центрального телеграфа я заехал на городской вокзал. Обнаружил, что вид вагонов и билетных касс уже не вызывал у меня недовольство. Будто я хорошо отдохнул за те две недели, что прошли с момента моего прошлого путешествия в поезде.
Я постоял около расписания поездов. Прикинул, что на два ближайших рейса до Ленинграда уже не успею. Купил билет на поезд из Симферополя. Тот останавливался в Нижнерыбинске за четверть часа до полуночи, а прибывал в Ленинград вечером.
Будто бы по волшебству в кассе вокзала мне продали билет в купейный вагон (пусть и на «верхнюю полку»). Это за пол дня до посадки в самый разгар летних отпусков! Такое невероятное обстоятельство улучшило моё и без того неплохое настроение.
Но ещё больше меня порадовало общение с Лизой. В прошлой жизни этот самый день Лиза провела с родителями моей тогда уже покойной жены. Тёща мне после рассказывала, что дочь весь день лила слёзы. Но сегодня моя племянница улыбалась. Я улыбался ей в ответ. Слушал Лизины рассказы о придуманных ею за сегодняшнее утро сюжетных поворотах в романе о Барби. Любовался ямочками на её щеках. Пил чай с халвой, сидя во дворе дома своего младшего брата (под кроной вишни).
Ярко светило солнце, шелестел листвой ветер. Из радиоприёмника на кухне доносились музыка и звонкий мальчишеский голос, который пел: «…И в тридцать пять сердце опять не устаёт повторять: пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…»
Вовка и Надя подъехали к забору своего дома чётко по расписанию. Я посмотрел сквозь штакетник забора на красную «шестёрку» и подумал о том, что в этой новой реальности Вовкина милицейская карьера продлилась как минимум на сутки дольше. Лиза открыла перед машиной родителей ворота. ВАЗ-2106 медленно закатился во двор, примостился в тени у стены сарая. Хлопнули дверцы.
Я отметил, что хмурое выражение лица моего младшего брата не соответствовало моему настроению и солнечному тёплому дню. Вовка пожал мне руку, посмотрел на меня выжидающе (будто он надеялся: я сходу пущусь в объяснения). Я подмигнул племяннице; отвесил комплимент Наде, замершей позади своего мужа (живой и на вид вполне здоровой, пусть и невесёлой).
Снова взглянул на Вовку и спросил:
— Как прошёл день?
Мой младший брат нервно усмехнулся.