— С такими сторожами любой дурак справится, — пробормотал я.
Вновь провёл взглядом по решёткам на окнах здания администрации рынка. Покачал головой.
С купленными здесь же на рынке тряпичными сумками в руках, заполненными дефицитными сейчас продуктами, я побрёл к припаркованной на стоянке около рынка «копейке».
От городского рынка я направился к дому брата.
Вовка и Надя уже ушли на работу — во дворе дома я застал лишь плескавшуюся около уличного умывальника Лизу.
Племянница обрадовалась моему появлению. Но ещё больше её порадовали мои подарки.
Лиза с заразительным аппетитом жевала шоколадные конфеты. Запивала их лимонадом из стеклянной бутылки. С нескрываемым удовольствием слушала мои вполне искренние хвалебные оды её первому «роману».
— Сегодня я напишу ещё одну книгу, — пообещала Лиза. — Снова про мою Барби, ладно?
Она сунула в лежавший на столе бумажный кулёк руку, зашуршала фантиком конфеты.
— Пиши, — сказал я. — С удовольствием прочту твой новый рассказ.
В гостях у племянницы пробыл только полчаса. Не поддался на Лизины уговоры: не остался у неё на завтрак. Потому что на сегодняшний день запланировал ещё одно важное дело. От дома брата я поехал не домой.
На проспекте Ленина я остановил машину у тротуара, напротив массивной двери. Заглушил двигатель «копейки». Поднял взгляд, полюбовался на невзрачную вывеску со словами «Сберегательная касса», что висела над дверью.
У ведущих к двери каменных ступеней уже собрались люди. Я отметил, что сегодня здесь собрались только женщины. Взглянул на циферблат наручных часов — до открытия сберкассы оставалось почти две минуты.
Я окинул взглядом улицу и подумал: «Где же ты, Семён Петрович?»
Глава 3
«Московское время одиннадцать часов», — известил меня приятный женский голос из радиоприёмника. Я наблюдал в приоткрытое окно со стороны пассажира за тем, как распахнулась дверь сберкассы. Видел, как дежурившие у входа женщины (в основном, пенсионного возраста) выстроились в очередь. Зашумели, словно разволновались, и друг за другом ринулись в помещение. Я снова окинул взглядом улицу. Почти минуту внимательно смотрел в направлении ближайшей автобусной остановки.
«…Дорогие россияне! Граждане СССР! Соотечественники! — торжественно вещал из радиоприёмника голос диктора, зачитывавшего „Слово к народу“ (обращение группы политиков и деятелей культуры, опубликованное сегодня в газете „Советская Россия“). — Случилось огромное небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое, данное нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнут, ломаются, погружаются в небытие…»
Я выключил радио, потому что доносившийся из него пропитанный тревогой голос давил мне на нервы. Сунул в рот купленную на городском рынке шоколадную конфету, смял и спрятал в карман джинсов фантик. Вспомнил, что в прошлой жизни я читал это «Слово к народу» в газете (её раздобыл Коля Синицын). Мы обсуждали эту статью в отделе с коллегами, когда поступил вызов. Сюда, к сберкассе на проспекте Ленина тогда я поехал вместе с Женькой Бакаевым.
Вызов в тот раз поступил примерно за полчаса до полудня. Я снова взглянул на часы — сберкасса работала уже пять минут. Вынул из кармана жилета сложенные пополам сотенные купюры, сунул их в карман брюк. Снял жилет, положил его рядом с собой на пассажирское сидение. Ладонью смахнул скопившуюся на бровях влагу. Солнце почти взобралось в зенит, нещадно нагревало кузов «копейки», угрожая изжарить меня в салоне автомобиля, будто пирог в печи.
Я бросил взгляд на дорогу, отражавшуюся в зеркале заднего вида, распахнул дверь и выбрался на улицу. Зажмурился от яркого света. Ощутил на спине лёгкое дуновение ветра. Хлопнул дверью автомобиля, прошёл мимо капота своей «копейки». Ступил на тротуар и сразу же прошёл в похожую на островок тень от густой кроны росшего у дороги каштана. Заглянул через запылённое снаружи оконное стекло в сберкассу — суеты там не заметил. Снова огляделся по сторонам.
И тут же хмыкнул. Потому что увидел пожилого мужчину, неспешно шагавшего со стороны автобусной остановки в мою сторону. Мне показалось, что мужчина едва волочил ноги. Он был одет в коричневые сандалии, в мешковатые светло-серые брюки и в такого же цвета пиджак (несмотря на жару). Выглядывавшие из-под кепки на его голове седые волосы ярко блестели в солнечном свете (будто они состояли из серебристых искр). Поблёскивали и орденские планки на его пиджаке.