Повернули на улицу Плеханова. Ожидаемо. Там мы влились в общее размеренное движение. Наш чёрный ГАЗ-24 долго следовал за зелёным автомобилем «Москвич-2140», не шёл на опережение. Мне показалось, что водитель «Москвича» занервничал. Потому что он то и дело смещался ближе к тротуару, будто создавал нам условия для обгона. Я заметил впереди знакомую вывеску «Булочная». Увидел рядом с входом в магазин кабину таксофона, из которой Павел Битков в прошлом месяце собирался позвонить Серому. «Волга» медленно подкатила к знакомой арке, осторожно заехала в неё и доставила меня к парадной, где жила Александра Лебедева.
Водитель заглушил двигатель. Он первым выбрался из машины. Хранитель моего паспорта и я последовали его примеру. В окне над нашими головами шумно захлопнули форточку. Я запрокинул голову и отметил, что в окнах Сашиного дома уже горел свет. Светилось окно и в Сашиной квартире: на кухне. Мужчины в костюмах сопроводили меня до парадной, вошли туда следом за мной. Водитель нёс мой рюкзак. Хранитель моего паспорта тихим голосом велел, чтобы я замер на месте и приподнял руки. Он ловко обыскал меня, и лишь тогда мы зашагали по ступеням. Чеканили шаг. Вдыхали витавшие в воздухе парадной запахи мокрого бетона и табачного дыма.
Носитель моего паспорта приоткрыл дверь Сашиной квартиры (он не предупредил о нашем появлении ни стуком, ни нажатием кнопки звонка). По-хозяйски пригласил меня внутрь. Я перешагнул порог, сразу же отметил: в квартире тоже пахло табачным дымом. Но здесь я почувствовал и знакомый аромат розовых лепестков. Пробежался взглядом по прихожей — со времён моего предыдущего визита здесь почти ничего не изменилось: оклеенные чёрно-белыми обоями стены, хрустальные плафоны люстры, узкое прямоугольное ростовое зеркало, кованые крючки вешалки (где сейчас я не увидел Сашину дамскую сумку). Мои спутники, как и я, сняли обувь.
Мужчина, всё ещё державший в руке мой рюкзак, указал на дверной проём кухни.
— Дмитрий Иванович, вас там ждут, — сообщил он.
Сегодня в Сашиной кухне пахло не кофе, а табачным дымом. Сигаретный дым завис в виде тумана у потолка, неохотно перемещался к окну. Форточка на окне была приоткрыта — с улицы доносилось тревожное птичье чириканье. Штора чуть покачивалась. Рядом с ней лежала стопка картонных папок с растрёпанными завязками (не пустых, судя по их толщине). Там же я увидел стоящий на поддоне коричневый керамический горшок с цветущей фиалкой — раньше этот цветок стоял в Сашиной спальне. Заметил я и скопившуюся в раковине посуду: четыре чайные чашки и две тарелки. Из неплотно прикрытого крана капала вода. Всё это я рассмотрел, пробежавшись по кухне взглядом. Прежде чем посмотрел в глаза сидевшему за кухонным столом седовласому мужчине.
— Здравствуй, Рыков, — сказал мужчина. — Входи.
Я подумал, что тапки на его ногах плохо сочетались с бежевой рубашкой и брюками кремового цвета с наглаженными стрелками. Мужчина положил на край пепельницы дымящуюся сигарету (на столешнице я заметил чуть смятую пачку из-под сигарет «Союз Аполлон»). При моём появлении он уронил на стол стопку серых листов с отпечатанным на печатной машине текстом. Снял и положил сверху листов свои очки в тонкой золотистой оправе. Я отметил, что при искусственном свете его седые волосы приобрели желтоватый оттенок. Хотя на фотографии, которую я видел в интернете, его причёска казалась белоснежной. Мне показалось, что разрез глаз у седовласого мужчины был в точности, как у Саши. Вот только его глаза были не голубыми, как у Александры — скорее, светло-серыми.
— Здравствуйте, Виталий Максимович, — сказал я.
Перешагнул порог кухни.
Виталий Максимович Корецкий (генерал-майор КГБ, Сашин отец) отодвинул от себя пепельницу с ещё не докуренной сигаретой. Поставил её около стоявшей в блюдце наполовину пустой чашки. Снова посмотрел мне в лицо.
— Чай будешь? — спросил Корецкий.
Он указал рукой на газовую плиту.
— Сам себе налей, — скомандовал генерал-майор. — Рыков, ты не впервые здесь. Разберёшься.
Мой живот урчанием поддержал предложение Сашиного отца. Поэтому я прошёл к плите, поставил на огонь чайник. Отыскал в навесном шкафу чистую чашку. Заглянул и в холодильник — достал оттуда колбасную нарезку и плавленый сыр.