— Сегодня третье августа две тысячи двадцать пятого года, — будто бы сам себе вслух напомнил я. — Почти тридцать четыре года прошло. Как быстро летит время.
Я покачал головой.
— Очень быстро, — согласился Сергей. — Мы опаздываем. А ведь я предупреждал…
Говорил он тихо; хотя вокруг нас сейчас не было никого, кого потревожил бы его голос.
— Мы не опаздываем, а задерживаемся, — возразил я.
Сергей хмыкнул.
— Это ты генералу сейчас скажешь.
— Разумеется, скажу, — заверил я. — Или ты сомневаешься?
Я поёрзал в кресле, усаживаясь поудобнее. Уже заметил впереди знакомый памятник: большой чёрный камень с изображением стоящего в полный рост мужчины. Этот похожий на скалу памятник из гранита поставили Васе Седому в первую годовщину его гибели. Он был главной достопримечательностью на центральной аллее Кисловского кладбища. А вот Лёша Соколовский свой памятник так и не получил — на его могиле стояло лишь скромное надгробие, прятавшееся в тени от ветвей осины.
Я попросил Сергея, чтобы мы задержались около могилы Соколовского. Почти минуту я рассматривал Лёшин портрет, выбитый на сером камне. Отметил, что до годовщины Лёшиной смерти осталось три дня. Но на его могиле уже стояли цветы. На ухоженных клумбах около недавно окрашенной оградки цвели анютины глазки. Я махнул рукой — Сергей снова покатил мою коляску. На могилу Виктора Фролова я бросил лишь мимолётный взгляд. Заметил, что она по-прежнему выглядела заброшенной.
За могилой Фролова мы свернули с центральной аллеи. Я рассматривал таблички с фотографиями на крестах, портреты на каменных надгробиях. Все эти изображения казались хорошо знакомыми, потому что я следовал этим маршрутом уже не в первый раз. Многие могилы в этой части кладбища прятались в тени деревьев: во времена перестройки многие высаживали около могил свих умерших родственников ивы, рябины или берёзы. Было здесь много и кустовых растений: пионов и роз.
Я посмотрел в направлении высокой голубой ели — обычно именно она была моим ориентиром при перемещении по кладбищу. Заметил впереди Надю и Лизу. Увидел их и Сергей, потому что он ускорил шаг — моё кресло-коляска подпрыгнуло, когда наехало на торчавший из земли камень. Я снова сжал подлокотники. Недовольно поворчал — Сергей пропустил моё ворчание мимо ушей. Я почувствовал, как по вискам скользнули капли пота. От долгого сидения уже покалывало в пояснице.
— Дима! Серёжа!
Я увидел, что Лиза помахала нам руками. Услышал, как Надя цыкнула на дочь: потребовала, чтобы та не шумела на кладбище. Но сорокачетырёхлетняя Елизавета Владимировна лишь отмахнулась от маминых слов и заявила, что её крики «тут никому не помешают». Я отметил: за те полгода, что мы не виделись, Лиза и Надя почти не изменились. Только загар на их лицах стал темнее. Обрадовался встрече с родственниками и Сергей: он не сбавил шаг, не смотрел под ноги — моя коляска подпрыгивала, покачивалась и скрипела.
— Здравствуй, Дмитрий, — сказала Надя. — Привет, Серёжа.
Вовкина жена улыбнулась — показала нам ямочки на своих щеках.
Такие же ямочки нам продемонстрировала и её дочь.
— Димочка, я думала: тебе уже сняли гипс, — сказала Лиза. — А ты всё ещё сидишь в этой дурацкой коляске!
Она расцеловала меня в щёки.
— На следующей неделе снимут, — ответил я. — Снова сяду за руль.
— Димочка, ты поосторожнее теперь, — сказала племянница. — Ты ещё легко отделался после той аварии!
Лиза бросила взгляд на мои спрятанные под слоями гипса ноги и тут же подняла глаза на моего старшего сына Сергея. Она расставила руки. Сгребла смущённо молчавшего Сергея в объятия.
— Какой красавец мужчина! — воскликнула она. — Твоя жена никогда со мной не рассчитается за то, что я её с тобой познакомила!
Мой сын стёр со своих щёк губную помаду, спросил:
— Лизка, где ты своего муженька потеряла? Опять оставила его дома с детьми?
Лиза поправила на пальце обручальное кольцо и фыркнула.
— Младший опять заболел, — сказала она. — Мой ненаглядный его в пятницу снова накормил мороженым. Вот пусть теперь и расхлёбывает. Какие же вы мужчины бестолковые!
Племянница отошла в сторону — я увидел (за металлической оградой) могилы своих родителей и суетившегося рядом с ними Вовку. Подумал, что мой младший брат выглядел сейчас стройнее и моложе, чем я «тогда». Отметил, что на его загорелом лице теперь неплохо смотрелись даже некогда ненавистные мне морщины: они будто бы придавали моему младшему брату солидности. Вовка выпрямился, отряхнул испачканные землёй ладони, схватился за поясницу и шумно выдохнул.