На территории СИЗО имеется специальная психиатрическая больница, где мне пришлось проходить обследование. Это обязательная процедура, согласно с законодательством. Комиссия задаёт вопросы, что-то записывает, и если человек ведёт себя адекватно, то претензий не будет, и никто не оставит на двух недельный «больничный курорт». Обстановка и общение с такой публикой, напрочь отбивает желание «закосить» от суда, следствия, и остаться на «лечение». Обязательные уколы галоперидола и других, антипсихотических средств мало кому идут на пользу. В дурдоме находятся те, кого суд признал невменяемым и определил принудительное лечение, как меру наказания.
В девяностые года в Украине действовал мораторий, на отмену смертной казни, чуть позже, в СИЗО, сделали блок для пожизненно осуждённых. Тогда в СИЗО содержали более двух тысяч человек, точные цифры неизвестны. Однако, из доступных источников, численность СИЗО к 2010 году увеличилась. И составляла более трёх тысяч. За год проходит через СИЗО до десяти тысяч человек и в 2011 году там открыли храм.
Индия. Корпус СИЗО
Холод и морозный ветер проникал во все щели старого «воронка». С момента ареста, я постоянно замерзал, не мог согреться. Автозак трясся по улицам, и, выглядывая через решётку, я с любопытством и горечью, разглядывал ночной город, утопающий в цветных огнях. Кипела жизнь, люди торопились домой, после работы, каждый думая о своих насущных делах и проблемах. Брат сидел в одиночном «стакане», и мы с ним нет-нет переговаривались, обсуждая, что делать дальше. Конвоир не обращал внимания, курил, и беззаботно поглядывал на наручные часы. Наконец машина притормозила, и я услышал, как открываются металлические ворота.
– Приехали, всем с вещами, приготовиться на выход! – приказным тоном гаркнул конвоир.
С нами сидели другие подследственные, и когда дверь машины распахнулась, моим глазам предстал небольшой двор. Выпрыгивая из машины на землю, я встретился глазами с капитаном, и двумя вертухаями. Капитан позвал конвойного и указал пальцем на меня.
– Я не могу его взять. В РОВД постарались? Вези обратно, с такими побоями мы не примем. На нём живого места нет. Даже не проси, и не уговаривай.
Он демонстративно отвернулся и пошёл считать вновь прибывших подследственных. Мой брат стоял в общей шеренге из семи человек, и кивал мне вопросительно головой, не понимая, почему я стою в стороне. Конвоир снял шапку, и, почёсывая затылок, подошёл.
– Слушай, у тебя есть претензии к ментам? Дело в том, что ДПНК не хочет принимать тебя в СИЗО. Из-за того, что постарались ребятки в РОВД. Боксёры, хреновы. Надо решать, искать выход. В городскую больницу я не имею права тебя отвезти. Никто не разрешит. Скажи дежурному, что влетел на машине в столб.
– Так отпусти на свободу.
– Ну да, тоже скажешь, отпусти.
– Претензии есть, старший, только, что оно даст? Бог с тобой, я согласен поговорить.
Понимая всю нелепость своего положения, мне не хотелось возвращаться в РОВД. Врача туда никто не вызовет, в камерах сыро и холодно, не кормят. Трое суток я перебивался тем, что приносили местным, задержанным блатарям, в отделение, их родственники. Парни делились, как едой, так и сигаретами.
– В аварию попал, гражданин начальник. Машина перевернулась, оттуда ушибы и синяки. К милиции у меня претензий нет. И я подпишу все бумаги.
Начальник конвоя одобрительно кивнул, и мне разрешили встать в общий строй. Когда сверили все бумаги, и «воронок» уехал, нас повели в здание тюрьмы, под громкий лай собак, и злобные взгляды охраны. Огромное, длинное здание внутри оказалось серым и мрачным. Даже выкрашенные в белый цвет, известью, стены, хранили свою печать. Безмолвия и холодной тоски. Всюду стоял запах плесени и тухлой рыбы. Высокие потолки, длинные тоннели, и множество клеток, сделанные руками людей, внушали неподдельный страх. Тем более для человека впервые оказавшегося в подобной ситуации. Мимо нас проходили заключённые в чёрной робе, с нашивками на груди. Они тащили за собой тележки, на которых стояли армейские бочки, тарелки, и поддоны с хлебом.
– Кто это такие? – задал я вопрос, сухощавому парню, лет сорока.
– Не обращай внимания. Шныри. Хозобслуга. Баландёры. Сроку по два, три года, так выслуживаются, чтобы по скорее к мамкиной сиське припасть. Первый раз?
– Угу, первый.
– Не робей, сейчас распределят, кинут в хату, там можно и чайку выпить, и отдохнуть. Сам не местный?
– Нет, приезжий.
– Дело серьёзное?
– Серьёзное.