Через год с небольшим, 2 сентября 1970 года, в родильном отделении Можайской колонии, появился на свет, раб Божий, ваш покорный слуга. И больше года, до момента освобождения матери, по амнистии, ел тюремную кашу, запивая молоком.
Наверное, по этой причине, 2 сентября, при вынесении приговора, мне сняли один год. За то, что отсидел в ясельной группе, с другими малолетними преступниками. Как сейчас не улыбнуться. Где они сейчас? Быть может кто-то стал известным бизнесменом, олигархом, ведущим на телеканале, в Останкино, ютуб-блогером, переселился жить в Австралию, Англию, Америку, либо же трудится простым рабочим на стройке в Можайске. История об этом умалчивает.
Когда огласили приговор, в глазах потемнело, и стало не по себе. Не имея приводов в милицию, по первой судимости, мне оставили срок четырнадцать лет, из них первые четыре года в тюремной камере. Из зала стали кричать, обращаясь к судье, по поводу жестокости приговора. На, что он, с милой, добродушной улыбкой ответил: не согласны с решением суда, подавайте в Верховный суд Киева апелляцию. Суд окончен.
Конвой не разрешил передать нам с братом передачу, и под крики отчаянья, слёзы и рыдания близких людей, нас погрузили в воронок, и отвезли на Чичерина, в СИЗО. Сидя в машине, я не мог прийти в себя. Казалось, что всё это не иначе чья-то злая шутка. Не верилось, что всё происходит на самом деле, и это не сон. Один единственный вопрос мучал меня не один год. За что такое строгое наказание? Почему именно со мной такое случилось, а не с кем-то другим. В душе тлела маленькая надежда, что возможно, Киев, Верховный Суд, отменит приговор, и снизит срок пребывания в колонии. И эта самая надежда, светила мне, согревая, невидимым светом, тринадцать лет, и один месяц. Именно столько лет мне суждено было провести в тюрьмах и лагерях независимой Украины.
Вернулся в тюрьму, где меня перевели на третий этаж, в «северную вилку», камеру для осуждённых. Там я познакомился с такими же «тяжеловесами», как и сам, и на следующий день, пошёл на свидание.
Переварить душевное смятение было неимоверно сложно. На свидании, я убеждал маму, что мы сможем добиться справедливости и приговор, в конечном счете, изменят и сократят срок. Сказать, что я тогда не верил в это, значит обмануть не только себя, но и вас дорогие читатели. Конечно, верил, и месяц ждал рассмотрения жалобы. В начале ноября, 1994 года, пришёл ответ. Срок оставили без изменений, единственно сняли букву «е», из статьи № 17-93, покушение на убийство с особой жестокостью.
Как можно за угон автомобиля, несовершённое убийство, дать срок 14 – 15 лет? Судья влепил букву «е», из-за куриной слепоты, или по незнанию закона. Моя попытка к убийству, не одного человека, группы людей, заключалась в том, что я повернул руль, прижимая машину ГАИ к обочине. Это правда. Настоящий приговор Днепропетровского Областного Суда сохранился по сей день, для тех, кто сомневается в моих словах.
Каждый шаг, в моём деле, это статья. Итого, семь статей – УК Украины. Из них по степени тяжести ни одна не попадала под амнистию. Как при Советском Союзе, не считая амнистию после смерти Сталина, в 1953 году, ни в 1987 году, при Горбачёве, когда амнистия считалась «золотой», ни тем более при независимой Украине. Никогда. Человек, по первой судимости, вместо того, чтобы через энное количество лет, получить свободу, вернуться в семью, не имел ни малейшего шанса на снисхождение государства. Бандитизм, убийства, считались и считаются особо опасными преступлениями. Только ни я, ни мой брат, к убийству не имели ни малейшего отношения. Брату за ранение водителя, вменили статью лёгкие-телесные повреждения. Суровая проза жизни предстала во всей своей красе. Но тогда я этого не знал, и по наивности думал, отсидеть лет семь, и вернуться домой.
О тюремном заключении, где мне предстояло сидеть ещё три года, год в СИЗО, засчитывался в общий срок, почти никто ничего не слышал. Мои сокамерники, такие же, как и я, первоходочники, тупо кивали головами, и все как один твердили: «братуха, крытая, так называли «ТЗ», сокращённо тюремное заключение, это настоящий ад. Три года в камере, без выхода в жилую зону. На свежий воздух. Жесть. Один раз в день прогулка, передач с воли нет, бандероль весом один кг, и свидание раз в полгода, через стекло, по телефону. Письма можно писать не чаще одного письма в месяц. За этим внимательно следили, цензор, и не пропускали два письма, или больше, возвращая обратно. Получать письма можно без ограничений. Больше практически ничего. Об этом я узнал значительно позже. В Украине, на тот момент, имелось всего две «крытые». Это Житомир, и Винница. В Житомире сидел «строгий», и «усиленный» режим, в Виннице, «особый» режим, так называемые «полосатые», и «усиленный». Я почему-то интуитивно знал, что попаду именно в Винницу. И мои предположения полностью подтвердились.