Смертельный Марш намерьенских наинов.
Сожжение западных поселений.
Кэсел Тай.
Томингоролло.
Топь Линген.
Бойня у Твердыни Виннарта.
Похищение у водяного лагеря в Яремисе.
Атака юго-восточного Склона.
Разгром Четвертой колонны.
Массовое избиение крестьянских поселений Первого флота.
Сражение в Кандерианских полях.
Она вспоминала мрачную историю битв и насилия, каждый кровавый эпизод Великой войны, конфликты, разжигаемые ф’дором, но вызванные самыми обычными причинами — яростью, предательством, ревностью и жаждой власти. Ненавистью более древней, чем Преждевременье.
Перечислив все великие сражения войны, Энвин двинулась дальше, вспоминая каждое столкновение, каждое место, где люди пали жертвами демона.
Наконец, когда список его деяний подошел к концу, она вновь поднесла к губам рог.
Энвин открыла глаза. Она улыбалась.
Анборн выехал на вершину холма, и вдруг его конь неожиданно встал на дыбы. Анборн успокоил благородное животное, а потом огляделся в поисках причины его страха.
Некоторое время он ничего не видел в темноте. Затем его зрение обострилось, кровь дракона закипела от ужаса.
— О Создатель, — пробормотал он, и у него перехватило горло.
Мрак у него под ногами дрогнул.
Бескрайние пространства Кревенсфилдской равнины зашевелились.
Не теряя ни секунды, Анборн развернулся, пришпорил коня и галопом помчался обратно к Чаше, а земля под копытами его скакуна рвалась на части.
83
Над Чашей повисла густая дымка — то был не обычный утренний туман, а туча, напитанная парами алкоголя. Великая Намерьенская Пелена, как ее в шутку назвали впоследствии, поднялась, как и предсказал Эши, в тот самый момент, когда солнце оказалось в зените, заставив даже самых больших любителей сна продрать глаза, готовясь ко второму заседанию Совета.
— Какое расточительство, — прошептала Рапсодия Гвидиону, с легким недоумением рассматривая стонущих после долгого пира мужчин, пытающихся привести себя в порядок. — Существуют куда более привлекательные развлечения, чем пьянки до бесчувствия.
— Постарайся не забывать об этой мысли, — ответил Гвидион, похлопывая ее по «булочкам».
Рапсодия разыскала Элендру и поведала ей о том, что произошло. Пряча слезы, лиринская воительница с материнской нежностью обняла свою королеву, и Рапсодия сама едва не расплакалась. Однако новая Королева намерьенов преодолела минутную слабость и с улыбкой посмотрела на старого друга, однако ее глаза при этом подозрительно блестели.
Рапсодия выбрала в этот день платье из лазурного шелка, с высокой талией и узкими рукавами, но пышной юбкой, и, как всегда, пристегнула к поясу ножны со Звездным Горном. Гвидион увидел ее в новом наряде, и его глаза засверкали, он нежно поцеловал Рапсодию в щеку.
— Какое красивое платье, и вполне королевское!
Рапсодия покачала головой:
— Это маскировка. Я хочу быть незаметной на фоне неба. Возможно, они меня не увидят и оставят в покое.
Новых Короля и Королеву встретили овацией, правда она была не столь восторженной, как прошлой ночью. Большинство членов Совета мучались жесточайшей головной болью. Однако их настроение заметно улучшилось, когда Эши поднялся на Помост, показал на свою Королеву и попросил внимания, чтобы сделать важное заявление.
— С огромной радостью и смирением я объявляю, что Королева намерьенов милостиво согласилась стать моей женой.
На несколько мгновений воцарилась абсолютная тишина, а потом по Чаше прокатилась волна возбуждения, переросшая в восторженный рев. Раздались аплодисменты, собравшиеся радостно вопили на разных языках. Горные Ножи, о которых Эши рассказывал в прошлом году в ночь летнего солнцестояния, испустили такой звонкий боевой клич, что многим показалось, будто они навсегда оглохли. Рапсодия улыбнулась ликующей толпе, солнце сверкало на доспехах и вымпелах, на лицах людей была написана надежда — наступил новый век.
Послышался уже хорошо знакомый голос представителя Дома Маклеода.
— Гвидион ап Ллаурон, внук Гвиллиама Жестокого и Энвин Коварной, как тебе удалось завоевать королеву? Она не принадлежит к твоему роду, именно поэтому ее так хорошо здесь приняли. Убеди нас, что это соглашение было заключено без принуждения!
Ревущая толпа замолчала. Гвидион побледнел, его руки дрожали от ярости. Радость, горевшая в его глазах еще несколько мгновений назад, исчезла, и на смену ей пришла темная змеиная ненависть. Он стойко переносил оскорбления в адрес своей семьи и Дома, встречая их со спокойной улыбкой, но обвинение в том, что он способен поднять руку на свою невесту, он вынести не смог. Но прежде чем он успел хоть что-то сказать, вперед выступила Рапсодия.