Стук в дверь и крик:
— Обслуживание номеров! — прерывает мои мысли. Я встаю, хватаю рубашку из сумки и натягиваю ее через голову, прежде чем открыть дверь. Парень едва смотрит на меня, пока я не даю ему чаевые, и даже тогда он оценивает меня, не выражая благодарности. Люди и их жадность. Я, блядь, не могу этого вынести. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая, я решаю не сосредотачиваться на Мелинде или печальном состоянии человечества.
Если у меня будет всего несколько часов с Анджелой, я буду наслаждаться ими.
Когда она выходит из ванной, я жду ее в постели с тарелкой фруктов передо мной и бокалом просекко в одной руке, в то время как я подзываю ее другой.
— Ты этого не сделал, — говорит она, и улыбка преображает ее лицо.
— Можешь поспорить на свою сладкую задницу, что я это сделал. — Я провожу любящей рукой по матрасу. — Теперь иди сюда и позволь мне поиграй с этим ртом.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Растянувшись на огромной кровати в маленьком городке в Южной Каролине, я позволяю Гарретту кормить меня кусочками фруктов. То, как он смотрит на меня, когда я засасываю его пальцы в рот и облизываю их дочиста, говорит о том, что это самая горячая вещь, которую я когда-либо делала. Этот человек…
Этот глупый, сварливый, мило сумасшедший мужчина.
Мы должны были разойтись по домам еще вчера. Мы должны были подписать контракты, сказать наши прощальные слова, а затем время от времени получать странные электронные письма. Может быть, телефонные звонки. Сообщения.
Но теперь…
Что теперь будет?
Я не решаюсь говорить о работе, пока мы голые в постели, подталкиваем друг друга к очередному раунду. Самая горячая вещь, которую я когда-либо делала. Это все удешевило бы, и я на сто процентов не спала с Гарреттом, чтобы повлиять на наши деловые отношения.
На них все равно все это влияет.
Очевидно.
У тебя не будет такой ночи, как прошлой, и такого утра, как это, и не будет толчков его пальцами по всем сферам нашей жизни.
Это невозможно.
Гарретт берет с тарелки клубнику и наклоняет ее к моему рту. Когда я двигаюсь, чтобы укусить ее, он отступает. Я бросаюсь в погоню, прямо в его ловушку, когда он обхватывает мою голову и целует меня. Наши языки скользят вместе. У него вкус просекко, и он чувствуется как… обещание.
Обещание, которое перевернет мою жизнь. Он катализатор перемен, и я хочу верить, что это позитивно. В противном случае, я допустила одну ошибку и превратила ее в другую, еще большую ошибку. Вместо того, чтобы использовать ракетное топливо для достижения успеха, я, возможно, просто вылила его на себя и зажгла спичку.
И я не хочу быть таким человеком. Я прожила всю свою жизнь без каких-либо серьезных неудач, и это не может произойти сейчас. Это просто не может.
Я этого не допущу.
Когда Гарретт отпускает поцелуй, я улыбаюсь, прижимаясь своим лбом к его, на несколько прекрасных секунд прежде чем я откидываюсь на спинку стула и тянусь за своим Просекко.
— Могу я задать личный вопрос?
— Ты можешь спросить. — Он одаривает меня редкой улыбкой. — Но нет никакой гарантии, что я отвечу.
— Вчера вечером ты упомянула психотерапевта…
Его челюсть напрягается. Его глаза твердеют от недоверия, как раньше смотрели Флаффи и Оранж, когда я ступала на крыльцо.
— Я сделал. Это проблема?
— Нет, нет. При том, как устроен мир, всем нам не помешала бы небольшая профессиональная помощь и я чертовски уважаю того, кто ее ищет. Просто… ты не похож на тип…
— Я не знал, что есть «тип психотерапевта».
— Я имею в виду, ты ходишь вокруг, ворчишь и ворчишь, говоришь о том, что никогда не нуждался в отношениях и это звучит очень, ну, эмоционально закрыто, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но потом, прошлой ночью, ты сказал несколько, действительно эмоционально интеллектуальных вещей, и я не знаю, что с этим делать.
Я пытаюсь прочитать его. Чтобы понять, стоит ли он риска всем, или это вообще не вариант… и невозможно сказать, о чем думает этот необъяснимый человек. Приближается край нашего пузыря, и я хочу проглотить столько информации, сколько он мне даст. Это будут либо страстные выходные, о которых я буду вспоминать до глубокой старости, либо начало чего-то реального…