— Ну? Что там было?
— Потом расскажу, — выходя из-за стола, отмахнулся Денис. — Сейчас некогда. Пора мне.
Оленька ехидно улыбнулась:
— И куда же ты так заторопился, интересно знать?
— Так… надо…
Особенно-то Дэна никто и не удерживал. С Ольгой Юрик оставался… и еще этот, ботаник, был. Правда, тот тоже все прекрасно понял и быстро откланялся.
Катаржина! Эта польская красотка так напоминала Леночку! Просто невероятно — одно и то же лицо, фигурка, даже голоса и повадки схожие. Ах, Катаржина… Ну, Денис Васильевич, хват!
Начался дождь, настоящий ливень. Дэн не обращал на льющиеся потоки воды никакого внимания, просто шагал, погруженный в собственные мысли… вспоминал, думал… Вернее, не думал, а пытался вновь пережить то, что случилось там, в беседке в далеком тысяча восемьсот пятом году. Леночка-Катаржина запала и в его душу тоже. Очень хотелось все повторить. Да просто хоть увидеть польскую красотку… как там она?
Что ж… ежели очень хочется… Почему бы и не увидеть?
Войдя в пристройку, молодой человек наскоро переоделся и вытащил на середину комнаты стол. Потом принес из кухни блюдце с водой, тщательно задернул окно… Свеча! Где-то ведь должна быть, не может, чтоб не было, квартирная хозяйка — старушка запасливая…
Свечка — и не одна — отыскалась в ящике комода. Хорошо, что хозяйки пока дома не было. Теперь все было готово: темная комната, стол, блюдце с водою, свеча… Дэн чиркнул спичкою, потом, встав, погасил свет… Не сказать чтоб парень очень уж волновался — все это с ним уже было и не один раз. Правда, тогда еще имелся медиум — Ольга. Теперь же приходилось все делать самому.
Придав лицу самое серьезное выражение, молодой человек вытянул вперед руки и закрыл глаза:
— Дух Дениса Давыдова, гусара и поэта, явись! Явись! Явись! Явись!
Сказав так, Дэн медленно открыл глаза… Ничего не произошло! Все тот же стол, все та ж узенькая съемная комнатенка, завешенное пледом окно. Никаких балов, гусаров… Леночки-Катаржины.
— Дух Дениса Давыдова, явись!
Со второго раза тоже не вышло, не получилось и с третьего. Однако Денис Игоревич юношей оказался упорным — пробовал еще и еще, пока, наконец, после десятой или одиннадцатой попытки не махнул на все это дело рукой. Видать, и впрямь без медиума — никак. Вот вам и Оленька! Что ж… Тогда — завтра! Да-да — завтра. Попросить Ольгу и…
Измученный молодой человек, не раздеваясь, повалился на диван, подложив под голову продавленную подушку… И проснулся только утром. Точнее — его разбудила труба.
— Что? Что такое?
— Тревога, Денис!
— Бурцов?! Ты как здесь?
— А ты не помнишь? Заночевали вчера в казарме… вот и пристатились! Однако ж хватит болтать — пора.
Прихватив с собой сабли и пистолеты, гусары выскочили на плац и со всех ног бросились к конюшне. Юный трубач из рядовых неутомимо дул в сверкающую трубу, к нему вскоре присоединился и барабанщик, и еще парочка музыкантов с литаврами, поднявших такой шум, что только держись!
Все собрались быстро — не барышни, — не прошло и пяти минут, как кавалерия уже гарцевала на конях во дворе напротив казармы, в любой момент готовая броситься в бой и смять неприятеля неудержимой лавою!
Однако покуда такого приказа не было. Лишь звучали строевые команды:
— Выровнялись по холкам… Смирно! Р-равнение на середину…
Дождавшись, когда гусары построятся, в ворота верхом на белом коне въехал несколько сутулый человек в синем полковничьем мундире, с седоватыми, но франтоватыми усиками и строгим лицом. Дэн тут же «узнал» отца-командира, лихого полковника Якова Федоровича Ставицкого, командовавшего «белорусцами» уже около года. Рядом с ним, на кауром жеребчике, покачивался в седле какой-то статский, судя по богатому фраку и треуголке с золотым галуном — чином никак не ниже надворного советника, а то — и выше. Лицо статского — узкое и длинное, как у кобылы — казалось каким-то неестественно бледным, незагорелым — видать, вся служба его проходила в кабинетах.
— Здорово, гусары-молодцы! — вытянулся в седле отец-командир.
Гусары подались вперед в стременах:
— Здрав будь, вашбродь господин полковник!
— Вот что, братцы, в Европах снова война, — продолжал полковник. — И вы знаете, с кем. Дай бог, и мы в ней поучаствуем, царю-батюшке и богоспасаемому Отечеству нашему верой и правдой послужим.
— Послужим, господин полковник! — хором гаркнули всадники.