Выбрать главу

— Орлы! — не преминул похвалить Ставицкий. — Молодец к молодцу. С таким ни один Бонапартий не справится.

Статский лишь скептически скривился, и полковник, наконец, соизволил его представить:

— О делах европейских вам сейчас пояснит надворный советник Батюшкин, Николай Егорович, ответственный чиновник министерства иностранных дел, правая рука господина министра — светлейшего князя Чарторыйского.

Надворный советник скривился и принялся что-то говорить бесцветным и глуховатым голосом. Прислушивался к его словам, верно, один лишь Дэн, да и тот — чисто из любопытства. Батюшкин прогнусавил про «славные войска коалиции» в составе России, Австрии, Англии, Швеции и еще какого-то Неаполитанского королевства. Сия грозная сила должна была в самое ближайшее время атаковать узурпатора на всем протяжении от Балтики до Италии. Тремя русскими армиями командовали соответственно Беннигсен, Буксгевден и Кутузов.

Речь «правой руки» министра никак нельзя было назвать зажигательной, впрочем, закончил он во здравие, с неожиданной громкостью прокричав:

— Слава государю-императору Александру Палычу!

Тут уж гусары не подкачали, проорали так, что деревья за оградою затряслись:

— Слава! Слава! Слава!

После выступления советника весь полк сразу же отправился на маневры. Гусары — особенно офицеры — казались необыкновенно взволнованными. Еще бы, каждому хотелось стать участником боевых действий, проявить себя во славу Отечества, и такая возможность, вполне вероятно, могла представиться им уже в самое ближайшее время. До того же следовало крепко нести службу, готовиться и ждать.

Полевой лагерь разбили на опушке чудесной липовой рощи, посреди медвяных трав. Ужо лошади были довольны, да и гусары тоже: после утомительных дневных скачек так славно было расслабиться, полежать на траве, в компании верных друзей и шампанского. За вином специально отправляли нарочных в Черкассы, за сто верст, водкою же обходились ядреною, местной.

Каждое утро начиналось с чистки лошадей, потом — легкий завтрак, а уж затем, причем до самого вечера — маневры. Ну, а уж вечером — пир, куда ж без этого?

Еще следовало содержать в чистоте и порядке всю амуницию, от сапог до кивера. Кивер впервые ввели для гусарских полков года два назад, точно такого же образца, как и в пехоте: высокий, почти цилиндрический, чуть расширяющийся кверху и с пристегивающимся козырьком. Hи кутасов (толстых гарусных украшений, свисающих спереди и сзади кивера), ни султана на гусарских киверах еще не было. Зато как много всего нужного помещалось в сей головной убор! В кивере хранили ложку, деньги, гребешок, щеточку для усов, фабру, ваксу, нитки с иголками, трубочку с табачком, запасной кремень для пистолета, шило — все то, что всегда должно было быть под рукой и что невозможно было держать в чакчирах и доломане.

В состав амуниции входила портупея из красной кожи, к которой крепилась сабля и ташка — пятиугольная сумка, у «белорусцев» — красная с белой опушкой и серебряным императорским вензелем. Поверх портупеи надевался пояс-кушак в виде цветных шнуров с серебряными перехватами. В боевых условиях на специальном ремне-паталере носилась небольшая коробочка для патронов к гусарским пистолетам — «лядунка», там же крепились на тонких цепочках два протравника для прочистки затравочного отверстия пистолета — медный и стальной.

Кроме двух седельных пистолетов в качестве огнестрельного оружия еще имелось короткое кавалерийское ружье — карабин — и прилагающийся к нему инструмент.

Все это в походе пачкалось, загрязнялось и требовало ежедневного ухода и чистки, чем и занимались гусары в вечернее время. Еще игрывали в карты — куда ж без этого?

— А вот мы вашего вальта — дамой! Так ему, так!

— А мы — вот этак! А еще — так…

— Ах, по масти бы, по масти…

Посреди лагеря жарко горели костры, вкусно пахло походной похлебкою с горохом и салом. В шатре князя Сереги играли. Судя по выкрикам, серьезная шла игра, в которой уж не только деньги, но и поместья проигрывали, и ставили на кон детей и жен! Давыдов же к картежной игре был равнодушен — батюшка, отставной полковник Василий Денисович когда-то проигрывался в прах, и если б не матушка, Елена Евдокимовна, то еще и не ясно б, чем сие дело кончилось. Вот и с сыновей своих, с Дениса и Евдокима, матушка взяла слово, чтоб не играли. Те и не играли, Дениса и не тянуло даже. Так, посмотреть за игрой любил, песен попеть, выпить, но карты в руки не брал никогда!

— Может, други, к дамам поедем, проветримся? — опасаясь проиграться, несмело предложил Сашенька Пшесинский.