— Может, тут и имя хозяина найдется… Шапочка-то, похоже, как раз при делах. Привезли труп на телеге, тащили, видать, в полутьме — вон, кусты смяты. Споткнулись… или — споткнулся. Шапку потеряли, да в темноте и не нашли… или спугнул кто, место-то посещаемое.
Дэн покачал головой и продолжал все с тем же рассудительно-задумчивым видом:
— Почему же подальше не спрятали? Не закопали, не сбросили, наконец, в овраг? Оставили, можно сказать, на виду. Думаю, не одни мы тут грибы искали. Деревенские наверняка. Женщины, дети… у мужиков занятия поважней есть… Значит, опросить местных подростков — может, кого подозрительного в лесу заметили…
Тщательно зафиксировав все в «поэтической тетради», Денис дождался, когда подсохнут чернила, и велел слуге привести лошадей.
— Через Авдеевку и поедем. Сыщем старосту, пусть организовывает вывоз трупа в сыскную избу… Ну, что стоишь, Андрей Батькович? Давай подбирай грибы, да поехали. Вон, и дождь уже почти перестал — славно!
В родных казармах, куда путники добрались лишь после полудня, Давыдова встретили с радостью — соскучились. Тут же предложили отдохнуть с дороги: выпить и закусить.
— Подождите, подождите, ребята, — отбивался гусар. — Сейчас вот полковнику доложусь…
Внимательно выслушав ротмистра, отец-командир покивал головой и даже похвалил своего гусара:
— Молодец. Все правильно сделал, Денис. Ах ты ж, до чего ж гнусное преступление, ах до чего же гнусное! Теперь уже слухи-то поползут, поползут слухи. Я как раз сегодня в Подольск собрался, доложу обо всем городничему, а уж он расследование назначит. Может, нас еще попросит помочь. Ладно, Денис, отдыхай покуда. В дороге, небось, умаялся… Да! С рапортом твоим как?
— Пока никак, — вздохнув, гусар развел руками.
— Ну, ничего, ничего, жди, — рассмеялся полковник. — Да не журись, ротмистр! Войны на наш век хватит. Бонапартий вон как на австрияков прет. Аки бык!
Выйдя от командира, Давыдов наконец-то выпил с друзьями чарку — так, с устатку — да отправился на конюшню, чистить коня. Гусарский конь не просто конь, он — друг, уважения и заботы требует. Потому и день гусар начинался одинаково — с конюшни, с чистки, с прогуливания лошадей и всего такого прочего, без чего не может существовать ни один кавалерийский полк. Кстати, не так много и пили — служба ратная, она как-то больше идет на трезвую голову. Тем более пришла очередь Дениса выходить в наряд — начальником караула.
Дел хватало: нужно было проверять посты, за всем тщательно проследить, составить дневной рапорт да подать его заместителю командира — секунд-майору Артемию Ивановичу Глотову.
— Значит, ротмистр, в порядке все? — Артемий Иванович был несколько подслеповат и читал рапорт, водрузив на нос очки. — И что, ни одного пьяного нет?
— Так нет же, господин секунд-майор! Балов нынче на неделе никто не давал, в гости гусар не звали. С чего и пить?
— Со скуки, ротмистр, со скуки, — со знанием дела пояснил Глотов. — Со скуки-то, голубчик вы мой, чаще всего и пьют. И другие нехорошие глупости делают.
Со скуки и выпили. Сразу же после того, как ротмистр Давыдов закончил наряд. Собрались, правда, не в казарме, а, пользуясь хорошей погодой, поехали на заливные луга. Стреножив лошадей, расположились на берегу узенькой речки Поповки, расстелили скатерть прямо на траве. Достали из корзин шампанское, водку, закуску…
— Ну, братие… За нас, за гусар!
Первый тост, как всегда, произнес Алешка Бурцов, ну а уж потом сразу же подключился Давыдов:
Вот это был тост! Тостище! Бурцов аж покраснел, обнял приятеля, едва не задавил от избытка чувств:
— Ах, Денис, Денис, как славно ты пишешь! Поистине славно. Ну, ведь, господа гусары, правда же? Грех за столь славного пиита не выпить. Право слово — грех!
Выпили и за Дениса, потом за самого старшего в компании, капитана Держакова, потом по очереди — за всех, пока не дошли до самого молодого — корнета Сашки Пшесинского. А уж за дам был отдельный тост, вернее сказать — тосты. За дам водку не пили, открыли шампанское.
Трава на лугу еще была зелена, в журчащих водах реки голубело небо. Солнышко сверкало в вышине почти совсем по-летнему, сияло так, словно заблудилось в золоте осенних берез, в багряном наряде кленов, в ажурной обнаженности лип. Славно было, ах как славно!