Можно было не верить, можно было призывать на голову бая проклятие аллаха, но делать что-то было необходимо. И поэтому, после долгих размышлений и колебаний, Худайберды-ага на следующий день отправился разыскивать племянника.
Где искать, он не знал. Однако могли знать люди. После разговоров и расспросов старик отправился к плотине Эгригузер. Ему сказали, что Аллак был здесь неделю назад, и посоветовали сходить в дом Огульнияз-эдже. Предварительно дотошно расспросив его, кто он такой и зачем ищет парня, Огульнияз-эдже направила его к кошу чабана Сары. До коша недалеко, сказала она, если крепко шагать весь день, к вечеру можно добраться.
Дело было к вечеру, и ему посоветовали отдохнуть до утра. Но он не согласился, торопясь побыстрее увидеть племянника. Да и по ночному холодку идти было легче, нежели днём.
Старый Худайберды-ага переоценил свои силы. Сказался проведённый на ногах день, сказалось постоянное недоедание, сказались годы. Уже стало рассветать, но ни собачий лай, ни блеяние овец, ни запах пастушьего костра не предвещали близости коша. Мало того, с рассветом Худайберды-ага понял, что сбился с дороги.
Сначала это его не очень испугало, хотя крепко ныли усталые ноги и сильно хотелось пить, — поторопившись в путь, он не захватил с собой воды. В поисках дороги он взбирался на барханы, но вдали ничего не было, кроме таких же однообразных, разительно похожих друг на друга барханов, поросших черкезом и селином.
Время шло. Тень, ползущая рядом, становилась всё короче, а дороги — не было. Худайберды-ага заблудился окончательно. Впору было бы испугаться по-настоящему, но для страха уже не оставалось сил. Их едва-едва хватило на то, чтобы с трудом переставлять ноги да сохранять равновесие, когда вдруг начинала гудеть голова и перед глазами расплывались радужные круги.
Пить… Пить… Один глоток воды…
В горле было сухо, как в камышовой свирели-тюйдуке, сухо, как в раскалённом тамдыре. Шершавый одеревеневший язык, тяжело ворочаясь во рту, больно царапал потрескавшиеся губы.
Воды… Один-единственный глоток!..
Старик брёл наугад. Он не сознавал, что идёт. Его заставляла двигаться жажда жизни. И он брёл точно в плотной горящей вате, он дышал ею, он глотал её тяжёлые огненные комки. Всё вокруг расплывалось и дрожало в знойном мареве. Бесплотными рыжими призраками плясали барханы, и сквозные кусты селина топорщились на них взлохмаченными космами. Небо то опускалось, ложилось на плечи непомерным верблюжьим вьюком, то взлетало вверх, но от этого всё равно не становилось легче.
Шаг… Ещё шаг… Ещё один…
— Кто это?!
Никого. Это собственное дыхание трудно продирается сквозь суженное жаждой горло. Это собственный голос звучит со стороны, звучит хрипло и незнакомо, как зловещее карканье вороны.
Шаг… Ещё один шаг… Ещё…
И вдруг Худайберды-ага увидел воду!
Он не поверил. Он остановился, потряс головой, протёр глаза, — вода не исчезала. Длинной кромкой озера она голубела совсем рядом, в двадцати шагах, от неё веяло ощутимой прохладой. Тогда старик крикнул что-то нечленораздельное и побежал.
Непослушные ноги подломились. Он упал, но сразу же встал на четвереньки, поднял голову, боясь, что желанное видение исчезнет. Вода блестела остро и призывно, подёргивалась мелкой, словно рыбья чешуя, рябью.
Торопясь, наступая коленями на полы халата, он пополз, не сводя глаз с голубой кромки. Всё ближе она, всё ближе. Вот уже под самым подбородком плещется голубая жизнь, и он жадно приник к ней исстрадавшимся ртом, стремясь глотнуть как можно больше. Он пил, но вода была горячей, как кипяток, колючей, словно шерстяная верёвка, и не лезла в горло. На секунду спала с глаз рыжая пелена, и он увидел, что лежит, уткнувшись лицом в песок, что не воду, а горячий прах пустыни хватает губами.
И снова опустилась пелена, злорадный хохот прозвучал в ушах. Ему стало ясно, что это коварная судьба сыграла с ним свою недобрую шутку: дорогу, отмеренную ему аллахом в жизни, он прошёл всю, до последнего шага. Поняв это, он бессильно вытянулся, покорно отдаваясь гаснущему сознанию, — маленький, жалкий, незаметный кусочек живой плоти среди давящего беспределья пустыни.
Но его заметили.
Бесшумной чёрной тенью упал с неба стервятник и, отряхиваясь, склонил голову на бок, всматриваясь в человека пронзительным жёлтым глазом. Человек бессознательно глотнул воздух. Ему показалось, что губы его упустили горлышко наполненного водой бурдюка, и, слабо простонав, он потянулся за ускользающим видением.