В голове темно — весь мар мрачен
— Режь барана! — весело сказал Клычли, входя в дом Сергея. — Чай кипяти, чурек доставай!
— Это по какому такому случаю? — полюбопытствовал Сергей.
— Целая толпа паломников к тебе идёт.
— Кто такие?
— Не знаю. Один яшули как будто дядя Аллака, остальные — незнакомые. С лопатами. Думаю, землекопы с канала.
— Пусть идут, — сказал Сергеи, — это неплохо.
Один за другим дайхане заходили в комнату. Пока они здоровались и рассаживались — кто неловко на стульях и сундуке, большинство — на полу, вдоль стен. Худайберды-ага на нравах знакомого представлял Сергея:
— Это — Сергей, очень хороший парень. Знает, что такое добро и что такое зло. Его отец всю жизнь десятником на плотине здешней работал. Не зря жизнь прожил — хорошего сына оставил.
Дайхане вежливо подтверждали:
— Да, да, мы слышали хорошее о Сергее.
— Пусть будут успешными его дела.
— Пусть счастье не обходит его порог.
— Мы сменили сегодня свою стоянку, — пояснил Сергею Худайберды-ага. — Вашими соседями стали, прямо напротив вас свои землянки выкопали. Сырые землянки. Огонь зажгли, чтобы просушить, — дым пошёл, дышать нечем. Решили к тебе в гости наведаться. Не сердись, что всей артелью пришли.
— Зачем сердиться! — сказал Сергей. — Очень хорошо, что пришли. Всегда заходите, дверь открыта.
— Будем заходить, — пообещал Худайберды-ага и достал из-за подкладки старенького тельпека письмо. Вот письмо пришло. По-русски написано, а говорят, что мне пришло. Наверно Меле, сын, пишет.
— Он умеет писать по-русски? — изумился Сергей.
— Не умеет, — вздохнул Худайберды-ага. — Совсем никак не умеет. Думаю, товарищ русский писал. На, сынок, читай!.. Плохо без Меле, трудно. И Бекмурад-бай обманул, — он ведь на семь дней раньше шайтана родился, кого хочешь обманет. Должен был тысячу, двести рублей отдать — долго не отдавал. Теперь отдаёт, а пшеница вдвое прежнего подорожала. Давай, говорю, пшеницей по старой цене. Говорит: пшеницу не должен, бери деньги, а то совсем ничего не получишь. Эх-хе!.. Ну, что там сын пишет?
— Пишет, чтобы за него не беспокоились, — сказал Сергей, про себя дочитывая письмо. — Работает он с хорошими русскими товарищами на железной дороге в Самаре, есть-пить хватает.
— Меле не бездельник! — Худайберды-ага с гордостью погладил свою коротенькую редкую бородку. — Сам сыт будет, отца-мать накормит!.. Что ещё пишет?
— Ещё поздравляет тебя.
— С чем поздравляет?
— С тем, что царя скинули с престола. Это очень большая радость.
Даихане негромко заговорили между собой: поздравление сына Худайберды-ага их удивило. Один из них выразил вслух общую мысль:
— Не знаю, может, не так скажу, но раньше мы считали, что поздравлять можно с рождением сына. Или когда родич из вражьего плена вернулся. Или когда жеребец твой на скачках других коней обошёл. Зачем поздравлять, что царя с трона прогнали?
Худайберды-ага понял, что сельчане не одобряют сообщение Меле. Он и сам рассердился на сына за такое глупое поздравление, поставившее его в неловкое положение перед земляками. Однако, пытаясь смягчить впечатление, сказал:
— Ай, что говорить, от белого царя мы ничего плохого не видели, но нет вечного на земле. Искандер был властелином всего мира — умер. Могущество Сулеймана распространялось на ветер и на воды, но трон его тоже рассыпался. Нет вечного в этом мире.
— Постой, постой, — перебил его Сергей, — это за что же, яшули, белого царя хвалите?
— Ай, за всякое хвалим… Мне двадцать лет было, когда в Мары паровоз пришёл. Плохое было время, неспокойное. Один — гонится, другой — убегает. Завтра — наоборот. Садишься со словами «Бисмилла» за миску с едой и не знаешь, сумеешь ли сказать «Аллах акбар», вставая. Жены вечером серпик закрывают, а люди молятся: «Дай бог, чтобы его завтра можно было спокойно откинуть». Кто мог знать, что случиться завтра? Может, с одной стороны каджары появятся, или с другой — хивинский хан, или с третьей — заревут карнаями головорезы эмира Бухары, Никто ничего не знал — букашке. до пташки не дотянуться, но разговоры ходили: «В Серахсе убит Медэмин… В Мары каджаров перерезали». Думаем, спокойнее станет. Однако недаром говорят, одному угождала, другому угождала — ребёночек-то и не в отца. Новые вести приходят: каджары войско собирают, хан Хивы идёт резать туркмен за кровь Медэмина. Разве жизнь была? Беда была! Белый царь нас избавил от тревог, аллаха за него должны молить.