Во время ужина именно Мэрвин предоставил Мидиру рассказывать о всем, что произошло в замке. Киринн сидел рядом и слушал внимательно, как и отец, и пожалуй, это был один из самых прекрасных вечеров в Черном замке. Даже о том, что Мидир научился точно ощущать время, он тоже сказал. Волки вздымались кубки в честь победы…
— Ты использовал то, что у тебя было. Чудесно. И совершенно перестал картавить. Однако мне непонятно другое, — произнес отец. — Первый раз на моей памяти Нуаду что-то сделал для замка, кроме громыхания цепями и пугания стражей. Что-то подвигло его помочь нам. Или… — оглядел Джаретт собравшихся, — или кому-то одному, что вернее всего. Кто-нибудь может сказать мне, что это было? — а посмотрел почему-то на Киринна.
— Я служил в дозоре и не мог находиться рядом с принцем ежечасно, — тихо ответил тот. — А с Мидиром стали твориться странные вещи. Странные вещи начались еще раньше, когда белый волк по чьей-то злой воле лишился рассудка — я говорил вам об этом, но я не мог их предотвратить. А теперь смог.
— Что ты предложил Нуаду?
— В благом мире за все одна цена, — еще тише ответствовал Киринн. — Я отдал половину.
Мама вздрогнула. Джаретт положил руки перед собой, свел обманчиво тонкие пальцы.
— Добро. Мидир, ты достойный сын и настоящий волк. Кстати, Лесси передает тебе привет. Киринн, а ты остаешься наставником моего сына и после его взросления. Ты будешь с ним рядом, пока он сам не захочет расстаться с тобой, или пока не умрешь. Слово короля.
Мидир не успел обрадоваться — точно же, воспитатель может быть рядом с волком только до его совершеннолетия, а потом обязан покинуть его! — не успел испугаться, как Киринн обернулся к нему и улыбнулся. Делал Киринн это редко, и улыбка у него была грустной, но это все ж таки была улыбка. Мама почему-то хмурилась, а Мэрвин кривил рот.
Мидир сложил все чешуйки дракона воедино, и его продрал озноб. Джаретт воздавал почести младшему сыну, чтобы уколоть старшего! Понимание этого было очень горьким. Может, Мидир взрослеет? Эта пресловутая взрослость, в которую с ходу влетал волчий принц, отчаянно горчила. И то, что отец не пригласил советника, тоже много значило, Мидир пока не понимал, что именно. Однако это было похоже на дымный след в небе над лесом, за которым обязательно последует пожар. И хорошо, если тушить его придется не самому Мидиру!
Скоро пена, поднятая прибытием Джаретта и осадой цитадели уляжется, папа вновь завладеет вниманием мамы, а брат уедет неведомо куда и неведомо насколько. А что останется у Мидира?
Ничего. Или все. Его Вотыты.
Что бы Киринн ни отдал, половина осталась! Пусть по рождению — праву или проклятию — у Мидира нет и не будет друзей, у него есть его Вотыты, и он его никому не отдаст. Ни судьбе, ни отцу, ни даже самому Нуаду.