Высокий парень нахмурился, на лбу у него появились морщинки от белой краски.
— Это тоже не наша проблема. Слушай внимательно, длиннозуб. Проблема в том, что это наш берег. И ты вторгся на нашу территорию.
— Ваш берег, а? — Гримнир усмехнулся, но в глубине его глаз плясали убийственные огоньки. — Что ты собираешься делать? Прогонишь меня пинками? Ха! Ты нахальный маленький мерзавец! Я могу облюбовать этот берег и сделать его своим.
Высокий парень двинулся вперед, подняв топор.
— Вали отсюда, ты, говнюк! Этот участок берега принадлежит нам по праву! Мы заслужили его, сражаясь за команду Ньола и Дреки! И если мы не разрешаем тебе здесь находиться, значит, ты вторгся на чужую территорию! Кто ты? Один из парней Ганга? — Юноша откашлялся и сплюнул. — Это старое ведро для мочи, он всегда пытается нас обмануть!
— Я ничей не парень, мразь! — зарычал Гримнир. — И передай этому толстяку, что, если он будет продолжать прыгать с ноги на ногу, я его распотрошу и сделаю из его кишок колбасу! — Действительно, толстый парень переминался с ноги на ногу, все время пытаясь ухватить приятеля за локоть, чтобы привлечь его внимание, но не осмеливаясь прикоснуться к нему.
— Снага, — пробормотал он едва слышно. — Снага!
Юноша набросился на него.
— Что, Блартунга? Выкладывай, ты, бесполезный мешок с салом!
Толстяк Блартунга пробормотал извинения, схватил своего приятеля за узкое плечо и потащил его вниз, чтобы что-то прошептать ему на ухо. Через мгновение высокий, чье имя, как понял Гримнир, было Снага, что на языке их народа означает «Шип-топор», выпрямился. Под маской из белой краски лицо Снаги приобрело землистый оттенок.
— Интересно, — сказал он, искоса поглядывая на третьего члена их маленького трио, который сидел на поваленном бревне, скрестив ноги, и издавал раздражающий шорох, скребя друг о друга тыльными сторонами своих ножей. — Это очень интересно. Блартунга считает, что мы, возможно, начали не с того. Он говорит, что слышал, что в том мире остался только один из нас, — он небрежно указал на небо, где облака скрывали огромное пламя; вспышки красного, оранжевого, желтого и зеленого сияния отбрасывали рябь теней на мрачный ландшафт Настронда. — Тот, кто поклялся выследить змея, этого старого Злостного Врага. И что ты, должно быть, он. Ты Гримнир.
Малыш перестал скрести ножами и поднял голову. Блартунга стоял чуть поодаль, прячась в тонкой тени Снаги. Гримнир наслаждался запахом их страха. Однако, к его чести, Снага встретил его взгляд, не дрогнув. Его взгляд был острым и расчетливым. Гримнир обнажил свои пожелтевшие клыки:
— А что, если это я? Что такого в этом имени, что заставило вас изменить свое мнение, а? Что вы слышали?
— О, мы слышали, что он хороший парень, — ответил Снага. — Надежный парень. Такому мы бы разрешили пересечь нашу землю. Даже предложили бы ему мяса и эля, если бы он захотел немного посидеть.
Гримнир огляделся. Он посмотрел на унылый берег, свинцовую воду, темный, как ночь, лес. Он был мертв, и это была его награда, его загробная жизнь. Пока Гьяллархорн не протрубит предсмертную ноту, которая возвестит о Рагнарёке, Последней войне и Сумерках богов, именно это его и ждет. Где-то там у него были родственники; возможно, кто-то из них даже будет рад его увидеть. И уж, конечно, он не хотел впервые за много веков предстать перед ними в виде грязного бродяги, выловленного из воды стайкой мальчишек.
— Нар! Почему бы и нет? — Гримнир сплюнул. — Вы, маленькие крысы, не разведете ли вы огонь? Мы могли бы высушить мои боевые лохмотья, если все, что мы собираемся делать, — это вилять подбородками и пить пойло.
ПЛАМЯ ПОТРЕСКИВАЛО. Из сердцевины костра вырывались тлеющие угли, горящие, как крошечные звезды, и, закручиваясь в вечных сумерках, танцевали на сквозняках и вихрях воздуха, пока не гасли в темноте. Гримнир поймал одну тлеющую пылинку кончиками пальцев и погасил ее сияние. Он стряхнул потухший пепел.
Мясо, которое они ели, было свининой, эль — сносным; теперь, с полным желудком, сын Балегира обратил внимание на трех своих спутников. Коротышка из стаи, которого остальные звали Кётт, Кот, свернулся калачиком у костра, вынув ножи из ножен и сжимая их в грязных руках с черными ногтями. Толстяк, Блартунга, доказывал, что он полезная крыса, отчаянно жаждущая угодить. Он уже залатал дыру в кольчуге Гримнира серебряной проволокой, которую выудил из одного из своих мешочков; теперь он немелодично насвистывал, намазывая свиным жиром кожаные сапоги.