Воронин, всем своим юным существом влюбленный в конницу, преданный ей, даже при своем ранении, наверно, рассчитывающий вернуться в строй, еще не знал об участи пулеметного эскадрона. Как ему сказать об этом?
- Пришел попрощаться, товарищ старший лейтенант.
У Воронина удивленно поднялись брови, а глаза вдруг насторожились, в них заметалось беспокойство, и они показались Оленичу даже незнакомыми. Соколова сочувственно посмотрела на Оленича:
- Я-то знаю, почему прощаетесь. Воронину объясните.
- Пулеметчиков приказано снять с тачанок и сформировать пулеметную роту для стрелкового полка.
Воронин искренне опечалился. Долго он лежал неподвижно, уставившись взглядом в окно, за которым шумела желтеющая листва вековых деревьев. В просветах крон голубело небо и проплывали белые облака. «Вечен мир, а человеческие привязанности преходящи», - казалось, говорили грустные глаза командира. Он взял блокнот, карандаш и написал: «Историческая закономерность».
Оленич пожал руку бывшему командиру эскадрона и вышел из палаты.
За ним сразу же пошла и Соколова:
- Погоди, лейтенант! Я с тобою.
- Быстрее поехали! Где твой конь? Я спешу.
- Я тоже спешу. Ведь я иду с твоей ротой и с пехотой Истомина! - Она засмеялась, сбила набок смушковую кубанку: - Что, не ожидал?
Кубанку Женя начала носить уже после Минеральных Вод, когда полк пробивался через казачьи станицы к Нальчику. В ее осанке, в посадке на коне, в быстрой, легкой походке было что-то неуловимо грациозное.
Он посмотрел на нее искоса: хорошо сидит в седле! Спина прогнута, ноги слегка подогнуты, руки свободно держат поводья и касаются передней луки, голова отклонена назад и кубанка лихо заломлена. Женя хитровато смотрит на него и смеется.
Тогда, в мае, когда Оленич впервые увидел ее, она показалась сказочно красивой девушкой, и он твердо был уверен, что краше ее он никого не встречал. Прошло несколько месяцев, а как все изменилось: первая влюбленность развеялась.
Кубанов часто ему говорил еще там, в станице под Пятигорском:
- Вижу, нравится тебе Женя. Что ты нашел в ней? Вот у меня девушка - кинозвезда. Мэри Пикфорд!
По вечерам он брал гармошку и играл и пел песни. Иногда, когда вокруг него собиралось десятка полтора солдат, он начинал рассказывать о своей предвоенной жизни, завораживая всех и вызывая восхищение.
До войны Кубанов работал разъездным киномехаником. В его распоряжении была полуторка с будкой, передвижная киноустановка и ручная динамомашина. В каждой станице своего района, в каждом хуторе он был желанным гостем. Хлопцы завидовали ему, но он был для них недосягаем как бог. Гармонист, песенник, киномеханик, шофер - никто не мог тягаться с ним. Вспоминая о тех днях, он даже сам слегка удивлялся:
- А девчата! Ну, я вам скажу, не хвастая: они ко мне липли как мухи к меду. Стою перед сеансом в дверях, билетики продаю, а сам острым глазом подмечаю, какая красивее? Примечу какую, моргну ей и уже уверен, что после фильма я ее проведу до калитки, а то и дальше - до сеновала. Молодые казачки - отчаянные, чертовки. Они налетали на меня, как весенний ливень, боролись за меня так, словно со светом прощались, а если расставался с ними, то грозили кровной местью! - Кубанов хохочет, но видно, что ему милы эти воспоминания и он сожалеет, что кончилось то медовое время.
Николай сбивает фуражку набекрень, из-под околыша выбивается черный буйный чуб:
- Надо вызвать Марию сюда, - говорит он небрежно.
Кто- то высказывает сомнение:
- Военное время. Не поедет в такую даль.
- Прилетит, ласточка!
Оленич завидовал и раньше Николаю, еще в Ставропольском учебном полку. Но настоящая зависть охватила Оленича, когда он увидел Марию, подругу Кубанова. И не просто зависть, а что-то большее, что просто повергло и сразило его, как он думал, навсегда. И это стало первой, самой глубокой и самой мучительной тайной Андрея перед Николаем…
Однажды в воскресенье, после чистки лошадей и личной гигиены, Оленич отдыхал в тени чинары. Подошел Кубанов, уселся рядом, сказал:
- Скоро на фронт!
- Фронт сам идет сюда. Нам пора выходить ему навстречу.
В это время дежурный по полку обратился к Кубанову:
- Товарищ лейтенант, к вам прибыли…
А через несколько минут Николай возвратился с девушкой - глаза синие, сияющие, коса до пояса, талия тонкая…
- Знакомься, Андрей: это моя невеста - Мария.
Девушка протянула руку. Оленич пожал ее словно в гипнозе, почти бессознательно. Впечатление было такое сильное, что забыл и Женю Соколову, и мечту своего детства - одноклассницу, о которой тоже когда-то думал, что она предназначена ему судьбой.
…Он не заметил, что все время пришпоривал коня и Темляк все прибавлял в скорости. А рядом скакала и не отставала Соколова. Может, она понимает его душевное состояние? Его размышления? Покосился на нее: взволнована, лицо пылает, светлые волосы выбились из-под кубанки, и их развевает ветер.
«А что, если она влюблена в меня?» - вдруг подумал Андрей.
Когда прискакали в расположение пулеметного эскадрона, Женя громко и возбужденно крикнула:
- Эй, лейтенант! Очнись: мы вернулись в свой полк!
Осаживая коня, Оленич приблизился к Соколовой и грустно произнес:
- Мы уже никогда не вернемся в этот полк.
4
Капитан Истомин пришел к пулеметчикам, осмотрел, как идет свертывание хозяйства, сказал Оленичу:
- Разрешение отлучиться от эскадрона для поездки в госпиталь - это последнее, что сделал для вас Крутов. С данной минуты вы в полном моем подчинении. У вас, лейтенант, мало времени осталось для переформирования эскадрона в пулеметную роту. Прошу уложиться в два часа, иначе отстанете от колонны. - Истомин говорил сухо и властно, но вот на его неулыбчивых губах скользнуло что-то наподобие усмешки, а в глазах блеснул ехидный огонек. Капитан добавил не без удовольствия: - Недолго вы ходили в комэсках! Придется вам снять свои ослепительные шпоры.
Посмотрев на часы, Андрей понял: да, надо торопиться. Уже час дня, и нет времени для сентиментальных раздумий и гореваний.
- Старшина! Ко мне!
- Есть! - Тимко предстал перед Оленичем.
- Построить личный состав эскадрона.
- Слушаюсь! - старшина повернулся на крепких подборах начищенных до блеска сапожек. - Эскадрон! Слушай мою команду: выходи строиться!
Через минуту пулеметчики, давно ожидавшие этой команды, стояли плотно сомкнутыми рядами. Оленич вышел на середину перед строем и, невольно подражая Истомину, произнес сухо, не допуская ни нотки размягченности:
- С этой минуты мы не конники. Мы - пулеметчики стрелковой части. Приказываю: снять пулеметы с тачанок, коробки полностью зарядить. Каждому бойцу выдать полный боевой комплект. Проверить и подогнать одежду и обувь, подготовиться к марш-броску. Взять с собою личное оружие и личные вещи. Ровно через полтора часа общее построение пулеметной роты. Да, да! Теперь мы - пулеметная рота. Действовать будем в составе стрелковой части.
Старшина обратился к лейтенанту:
- Кому передать лошадей?
- Коноводы остаются с лошадьми - они продолжат службу в кавалерийском полку.
Когда рота выстроилась в походную колонну, появился снова капитан Истомин.
- Крутов хочет, чтобы пулеметная рота прошла перед кавалерийским полком. Пройдете, на околице пристраивайтесь к хвосту колонны стрелковых батальонов.
- Марш в горах с полной выкладкой - трудный марш. А как с пулеметами?
- Это не марш. Это бросок. Через хребет, по крутым тропам. С оружием. И с пулеметами. Их нести на себе так же, как носят все армейские пулеметчики. Ясно?
- Так точно, товарищ капитан. Но не грех приберечь силы людей. Возможно, по прибытии в новую часть нам окажут честь сразу же вступить в бой.
- Не исключено. Но надо исходить из того, что человек сильнее, чем мы считаем. Человек значительно сильнее и выносливее, чем нам кажется.