«Жалко», подумал Зберовский.
Он несколько раз перечитал письмо. Долго сидел за столом, взявшись руками за голову. Наконец, вздохнув, встал; неторопливо прошелся из угла в угол, приоткрыл дверь. Услышал привычный шум: в общем зале лаборатории кричали, громко разговаривали, смеялись первокурсники.
— Товарищ профессор, — услышал он, — к вам можно?
Перед ним появилась фигура студента.
— A-а, это вы! — дружелюбно проговорил Григорий
Иванович, увидев перед собой Шаповалова. — Ну, как ваши поиски?
— Просто, товарищ профессор, так обидно. А больше — я всё перебрал в памяти — где же еще что-нибудь взять? Хоть бы свидетель какой…
— Да-а… Ну ничего, не печальтесь. Главное вам теперь — учиться. Зайдите в кабинет, — добавил Зберовский, — подождите меня минутку. Присядьте, пожалуйста.
Он ушел — Шаповалов остался в кабинете один.
На столе у профессора лежала переплетенная в кожу книга — первое издание «Основ химии», — раскрытая на титульном листе. Студент посмотрел на нее. Заметил на пожелтевшей бумаге надпись; под надписью увидел: «Д. Менделеев», с росчерком, — понял: написано рукой великого ученого.
Глаза Шаповалова округлились:
«Вот чорт возьми! Неужели Менделеев сам?»
Он поднялся со стула. Не решаясь притронуться пальцами, пристально разглядывал редкостную надпись.
Разве кто-нибудь может знать будущее?
Сейчас ему и в голову, конечно, не могло притти, что именно эту книгу с драгоценным автографом профессор Зберовский спустя пять лет подарит лучшему своему ученику, молодому инженеру Петру Протасовичу Шаповалову.
Сейчас студент Петр Шаповалов, поднявшись со стула, смотрел широко раскрытыми глазами на размашистый автограф: «Д. Менделеев».
«Эта самая рука, — подумал он, — когда-то написала: превратить пласты угля в гигантские газогенераторы, управлять ими с поверхности, чтобы людям и под землю не надо было спускаться…»
Потом Шаповалов снова сел. Облокотился о край профессорского стола. Окинул взглядом массивную чугунную чернильницу, разорванный конверт, небрежно сложенную стопку русских и иностранных химических журналов. Увидел посреди стола лист бумаги с заметками профессора — он знал уже почерк Григория Ивановича, — невольно прочел несколько строк.
«Лесные богатства нашей родины, — было сказано тут, — со временем станут бесчисленными запасами пищи. Твердо верю, что это время не за горами; верю потому, что наша наука, созданная великими русскими учеными прошлого, теперь становится наукой молодого и самого прогрессивного класса. И людям науки теперь помогает небывалая в истории сила — сплоченная и мощная партия большевиков…»
Глава II
Поганая трава
Готфрид Крумрайх был недоволен своей судьбой.
Он любил сравнивать свою жизнь с толстой бухгалтерской книгой. Если раскрыть ее, на каждой странице, лежащей справа, тянется бесконечный список его неудач, неприятностей, обид, несбывшихся надежд. Как ни раскроешь книгу наугад — она большая, квадратная, в коленкоровом переплете, — Крумрайх представлял ее точно наяву, — посмотришь на правую сторону — и хоть на свете не живи. Каждый новый день добавляет сюда новую страницу. Другое дело, думал он, страницы, что с левой стороны. Они — чтобы записывать радости, удачи. Но в них, казалось ему, тоже не все благополучно. Здесь, на белой разлинованной бумаге, виднеются только редкие, написанные старым, готическим шрифтом слова.
А чаще всего на листах слева вообще ничего не сказано. Просто чистые разлинованные листы. Добротная лощеная бумага.
Он вздыхал: «Майн готт, как несправедлива судьба!»
Старик-кельнер принес, молча поставил на мраморный столик перед ним кружку пива. Подумал: «Господин тоже тоскует о старой доброй Германии». Потом, приветливо улыбнувшись, проговорил:
— Битте шён.
Другие столики в зале были свободны. У буфетной стойки стояло двое бравых усатых молодцов в коричневой одежде военного покроя; они курили сигареты и пересмеивались со смазливой буфетчицей. Та хихикала.
За окнами шел дождь.
Крумрайх взглянул на часы: до отправления поезда еще сорок минут. Неторопливым жестом поднял кружку, поднес к губам. И вдруг, неожиданно для себя, закашлял. Кружка всколыхнулась в руке — пиво плеснуло, облило колени.