Только на рассвете он вернулся домой.
Остановился у порога, охнул. Что же, подумал, тут произошло?
Он увидел: шкафы и чемоданы распахнуты настежь. Ящики столов выдвинуты, все вещи кучей — их, наверно, отбрасывали ногами — лежат на полу. Лишь один портрет остался на прежнем месте: со стены смотрит надменное лицо Крумрайха-старшего.
«Бумаги, понятно, искали. Перерыли всё…»
Отто долго стоял потупившись. Мысленно спрашивал себя:
«Кто? Ритц, конечно! Или вдруг Лотар? Ох, господи!»
И, спохватившись, побежал на улицу. Во весь дух примчался в лабораторию. Яростно нажал кнопку звонка у подъезда. Оттолкнув открывшего дверь Ритца, пронесся по коридору, сорвал пломбу с двери своей комнаты — на ночь она пломбировалась.
Вот — записная книжка и тетрадь.
«Ох, господи! На месте, слава богу!»
Он, как расслабленный, опустился на стул. Трясущимися пальцами всунул записную книжку с тетрадью во внутренний карман пиджака.
«Что теперь делать?»
Спустя несколько часов он вошел в кабинет доктора Фрейндлиха. Вошел и сказал:
— Господин доктор, вы желали получить бумаги, о которых был разговор…
— Да, желал, — сказал Фрейндлих оживившись.
— Я прошу: дайте мне отпуск. Я съезжу в Кенигсберг, в имение матери. Возьму у нее бумаги — привезу их к вам.
— Хоть сегодня, — обрадовался Фрейндлих. — Пожалуйста!
— Я прошу: именно сегодня.
Отто был находчив. Он решил так: пока он служит в «И. Г. Фарбениндустри», взять патент на свое имя он не может — отберут по суду. Значит, надо дождаться конца войны. Только надо надежно сберечь до тех пор записную книжку и тетрадь. Никому о них теперь ни звука! Пусть, решил он, они пока побудут в поместье, пусть лежат спокойно в сейфе в спальне матери: там безопасно вполне. А когда вернется из отпуска, скажет Фрейндлиху, будто мать уничтожила бумаги. Он скажет: рад был бы услужить, да, к несчастью, мать подумала — ненужные черновики. Пусть — до лучших времен!
— Вы вот и поезжайте сегодня, — обрадовался Фрейндлих. — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — вскочив, ответил Отто. И добавил: — Господин доктор, я давно хотел обратить ваше внимание… Этот швейцар Ритц… помните, он сослался: «Нет денег платить членские взносы»? Между тем — я своими глазами видел — он покупает себе маргарин! Даже больше: жилет себе новый купил! И вообще — как можно в такой лаборатории…
— Зо, — глубокомысленно качал головой доктор, — зо… Я сам так думаю: надо покончить с этим. Надо просто передать в гестапо!
— Кроме того, — продолжал Отто, — если позволите… Не в вашей лаборатории, господин доктор. Но к вашему мнению прислушивается даже господин председатель правления концерна… сам господин Герман Шмиц…
— Что вы хотите?
— Хочу сообщить, что служащий фармацевтического отдела «И. Г. Фарбениндустри» Лотар Кольхорстер — враг нового порядка. Он хитрый, осторожный человек. Но втайне, в глубине души, даже о фюрере непочтительно…
— Как вы назвали?
— Лотар Кольхорстер.
Доктор записал в настольном календаре: «Лотар Кольхорстер, фармацевтический отдел И. Г.»
Отто Крумрайх через час уехал на вокзал.
У матери он провел неделю. Потом вернулся во Франкфурт на Майне, но доктору Фрейндлиху уже не пришлось встретиться с ним. Фрейндлиху позвонили из полиции.
— Ваш подчиненный, — сказали по телефону, — лаборант Крумрайх, убит в своей квартире… Убийца кто? Пока неизвестно. Как говорят, лишь накануне он возвратился из отпуска. Это верно? Ночью его убили, да. Вы извините, придется побеспокоить вас. Заедет к вам следователь. Это, — успокоили, — обычная формальность. Ну, задаст несколько вопросов. Десять минут вашего времени… Да, да, простая формальность. Это всегда так бывает. Это обычное дело.
Восточный фронт теперь не радовал Гитлера.
С каждым месяцем слабели фашистские силы и крепла мощь Советского Союза.
Советские люди сражались за любимую Родину, боролись с теми, кто принес неисчислимые страдания. Поэтому они были бесстрашны и поэтому побеждали. Многомиллионный народ был исполинским сжатым кулаком — Красная Армия и ее могучий тыл, трудившийся не покладая рук для дела победы. Весь советский народ жил единой страстью, единой душой его была партия большевиков: она сплотила всех, направляла усилия каждого в общее русло, вооружала мудростью, вдохновляла возвышенностью целей. И тяжкие, нестерпимо тяжкие удары падали теперь на голову фашистского захватчика.