— Делу нищеты и гибели, — шопотом повторил он. Поморщился. И точно отвернулся от чего-то темного, с кровавыми вспышками, перевел мысленный взгляд на зеленые, освещенные солнцем поля, на близкие сердцу просторы Советского Союза. Подумал: «Скоро пустим в ход лесокрахмальную промышленность. Еще и синтез если бы удался…»
Шаповалов потрогал ладонью холодное оконное стекло. За ним — сумрак, метель. В памяти промелькнула записная книжка Лисицына. «Да что это, действительно ребус какой-то! Кроссворд! Даже половина кроссворда. Обрывки листков. Григорий Иванович не спит, не ест, всю ночь из лаборатории не выходил. Похудел с тех пор, как с синтезом…»
— Петр Протасович, вы дома? — раздался певучий женский голос.
Оглянувшись, Шаповалов увидел: за двухъярусным столом, где пирамидой громоздятся приборы, стоит Софья Павловна. Высокая, улыбающаяся, в белом халате. Толстые русые косы лежат вокруг ее головы венчиком.
— Здравствуйте, Алеша! — сказала она лаборанту. Кивнула лаборантке, круглолицей, со строгими глазами девушке: — Ниночка, здравствуйте!.. Петр Протасович, мне нужен продукт номер сто двенадцать. Не дадите взаймы грамма полтора? Номер сто двенадцать «б». У вас, говорят, есть.
— И вам тоже «б» понадобилось? — засмеялся Шаповалов.
— А что я, хуже других?
Вещества, полученные в своей лаборатории, они называли «продуктами»; различали их по номерам. К номеру продукта по теме «Лесокрахмальный процесс», чтобы не спутать, добавляли букву «а», по теме «Синтез углеводов» — букву «б».
Зберовский лично занимался открытием Лисицына — с ним трое лаборантов. Формально в круг обязанностей Софьи Павловны, как и Шаповалова и большинства других сотрудников лаборатории, работа над синтезом углеводов не входила. Однако эта работа тревожила весь коллектив. О ней говорили часто, многие пытались «на свой страх и риск» развивать опыты Григория Ивановича, проверять какие-нибудь их подробности, дополнять их.
По четвергам в лаборатории всегда бывали конференции. Так повелось: в восемь часов вечера в четверг все собирались в кабинете профессора. Обсуждали новости науки и свои дела за прошлую неделю, если надо — помогали друг другу советом.
На каждой конференции Григорий Иванович подробно говорил о своих опытах. Он раскрывал свои мысли, опасения. Он не стыдился рассказывать об ошибках, бесплодных поисках — всё выносил на общий суд.
И коллектив, затаив дыхание — только поблескивали десятки внимательных глаз, — прислушивался к его словам. А потом начиналась шумная беседа, нередко продолжавшаяся до полуночи. Пили чай, ели бутерброды, обдумывали работу сообща.
В прошлый четверг Григорий Иванович сказал:
— Ясно… понимаете, вот: есть две стороны медали. Одна — первостепенный теоретический интерес. Сторона отвлеченных знаний, новые реакции. Забудем временно о ней, посмотрим на вторую сторону. Здесь все решат рубли и киловатт-часы. Экономика, коэффициент полезного действия. Ну, допустим, по обрывкам этих записей, — он постучал по крышке стола — в ящике стола хранились записи Лисицына, — допустим, мы воспроизведем все опыты до единого. Ну и что, как это отразится в практической жизни? Будет ли синтез настолько выгоден, как написал, — его руки со сжатыми кулаками легли на стол, — как говорил Владимир Михайлович Лисицын? Пока, к сожалению, у меня лишь черновой, приблизительный расчет. И расчет, должен признаться, с печальными выводами. — Зберовский обвел взглядом слушателей, вздохнул. — Надо, — сказал он, — смотреть правде в лицо. Боюсь, синтез конкуренции с сельским хозяйством не выдержит. Вот чего боюсь. И с сельским хозяйством и с будущим лесокрахмальным производством. Прямо откровенно говорю: боюсь.
— Но разве мы собираемся конкурировать? — спросил тогда, приподняв брови, Шаповалов. И сам же ответил: — Нет, не конкурировать — гармонично надо сочетать! Только в сочетании…
— Да Григорий же Иванович, — звонко перебила Софья Павловна — она сидела в тот четверг рядом с профессором, — свечи Яблочкова, допотопные, у него описаны. А сколько дала советская наука… какие преимущества у нас! Хотя бы люминесцентные лампы. Ведь вы же люминесцентные ставите! Разве мог Лисицын мечтать о подобных?
Софья Павловна сказала верно: люминесцентные лампы, изобретенные советскими учеными — такие применял при опытах Зберовский, — дают очень большую экономию электрического тока. Трудно даже сравнить их с расточительными свечами Яблочкова.