Постоянный комитет призвал каждого, чье сердце стремится к миру, подписаться под этим воззванием.
Шаповалову хотелось поехать на сессию в Стокгольм, но численность советской делегации была невелика — он не попал в число делегатов, следил за работой сессии по телеграфным сводкам, потом слушал доклады представителей, вернувшихся в Москву.
«Успех борьбы за мир, — думал он, — это прежде всего в миролюбивой политике Советского Союза, в мирном труде — мирном, поэтому враждебном и страшном для зачинщиков войны. Но успех великого дела решается и за рубежами нашими. Решается волей множества людей — простых, настрадавшихся, теперь не желающих гибнуть Неведомо за что. Чем теснее они сплотятся, — размышлял Петр Протасович, — тем вернее будет обеспечен мир. Там важный, очень важный участок работы…»
И его тянуло на этот недосягаемый для советского гражданина участок работы. Ему казалось: где бастуют докеры — отказываются разгружать пароходы с военным имуществом, где вспыхивают демонстрации протеста против американских военных приготовлений, где человека преследуют лишь за неприязнь к готовящейся бойне, — там он, Петр Шаповалов, мог бы быть полезным. Он отыскал бы веские слова, разумные доводы, сумел бы убедить колеблющихся, привлечь на сторону борцов за мир новые отряды зарубежных друзей.
Случилось так: Петра Протасовича вызвали в Советский комитет защиты мира и задали ему вопрос, не согласится ли он поехать в одно из государств Латинской Америки на национальный конгресс сторонников мира — в качестве гостя и представителя Советского комитета.
Предложение было внезапным. Мысли Петра Протасовича были далеки от событий в странах Латинской Америки. Он редко даже вспоминал о них. И вдруг — на тебе! — такая поездка!
Чуть растерявшись в первый миг, он спросил:
— А как туда ехать-то?
— Ехать? Обыкновенно: самолетом. Маршрут лучше такой: через Лондон, Азорские острова, Порто-Рико. Там постоянная линия воздушных сообщений. Только выехать послезавтра надо. Не возражаете? Давайте паспорт, оформим визу.
Шаповалов достал из кармана паспорт и мысленным взором увидел словно ярко раскрашенное полотнище — такое, как висело когда-то на стене в рабфаке: большую карту полушарий. Синим-синим цветом сияет Атлантический океан. Посредине точечки — Азорские острова. Над экватором, у Южной Америки, — Порто-Рико. Промелькнули в памяти книги прогрессивных писателей: Альфредо Варела, Пабло Неруда, — книги, в которых рассказывается о тяжком труде рабочих южноамериканских плантаций, об их борьбе с капиталистами, о попранном человеческом достоинстве…
— Но я испанского языка не знаю!
— Пустяки! Поедете двое. С вами будет Гончаров, кинорежиссер. Он понимает немного. А переводчики найдутся, вы не беспокойтесь. Кстати, не хотите ли взглянуть — вот письмо, что мы получили. Этим письмом нас приглашают в гости к себе на конгресс.
Петр Протасович посмотрел: длинный лист бумаги с десятками подписей внизу, с текстом, отпечатанным па машинке по-испански. Фраза, заканчивающая текст, была напечатана прописными буквами, с целым пучком восклицательных знаков.
— Как это перевести? — спросил он.
— Это значит: «Наш народ не хочет войны и никогда не будет воевать против Советского Союза!»
Прошло два дня. Петр Протасович вместе с Гончаровым — они лишь вчера друг с другом познакомились — поехали автомобилем во Внуково; там сели на самолет.
Благополучно долетели до Лондона.
В Лондоне на аэродроме их встретил работник советского посольства. Поздоровавшись и тотчас яростно махнув рукой, он стал говорить, что получена телеграмма. Правительство страны, куда едут Шаповалов и Гончаров, отменило разрешение на въезд — аннулировало визы, выданные в Москве их же собственным послом. Правительство-де, мол, извиняется — сожалеет, будто нет иной возможности; а на самом деле здесь видна, конечно, лапа американских дипломатов.
— Советский комитет защиты мира по телеграфу просит вам передать, товарищи: надо вернуться домой. Не удалась ваша поездка! Как это ни печально. Лучше отсюда возвращаться, чем несолоно хлебавши лететь обратно через океан. Впрочем, вам и места в самолете не дадут теперь туда лететь.
Легко сказать: «несолоно хлебавши»! Да разве для этого они выехали из Москвы? Разве их не ждут за океаном? Разве не хотят услышать переданный через них привет советского народа?