— Какое имеете право? — закричал он, ринувшись на офицера, пытаясь вырвать, отнять свои журналы.
Рябой вахмистр навалился на Лисицына, обхватил могучими ручищами, задержал. Ладонь вахмистра нащупала под халатом револьвер. И вот уже двое жандармов держат Лисицына за локти, а вахмистр, осклабясь, с торжеством передает «кольт» своему начальнику.
— Ай-яй-яй… — покачал тот головой. — Я с вами душевно, вы на меня — с оружием. Нехорошо! — И крикнул, вдруг побагровев, ударив по столу кулаком: — Который ночует — куда скрылся, а? Где спрятали?
Лисицын лишь поблескивал глазами да вздрагивал всем телом.
— Молчать решили? Конспирация? — цедил сквозь зубы офицер. — Ничего, еще заговоришь!.. Туда его! — Он показал рукой на дверь. — Смотреть за ним!
Лисицына втолкнули в лабораторию.
Здесь суетились люди в жандармских мундирах. Они раскрывали ящики, с шумом выбрасывали на пол связки резиновых трубок, перекладывали картонные коробки, переставляли с места на место банки. Сложный дефлегматор из стекла, такого тонкого, как папиросная бумага, хрустнул в чьих-то неосторожных руках. Из разбитой бюретки прямо на паркет капал раствор гипосульфита.
Забившись в самый дальний угол, где вытяжной шкаф, Лисицын следил — зрачки растерянно прыгали, — как жандармы зачем-то откатывают от стены баллон с углекислотой.
Вдруг, думал он, это только снится, вдруг это не на самом деле, вдруг он читает книгу о чьем-нибудь чужом несчастье…
Распахнулась дверь — в лабораторию вошел офицер, громко сказал:
— Здесь взгляните, господа понятые. Там пачку прокламаций нашли под кроватью, тут — сомнения внушающая аптека.
За офицером появился Бердников. Он посмотрел — увидел своего квартиранта, надменно выпятил нижнюю челюсть и не поздоровался.
Потом в двери мелькнул клетчатый костюм — клеточка черная с белым. Показались глаза и усики Микульского.
Лисицын хотел крикнуть, выгнать вон своего врага, но почувствовал, что задыхается, кричать не может. Схватившись за грудь, прислонился к стенке вытяжного шкафа.
Офицер подошел к нему неторопливыми шагами. Без шинели уже, без фуражки. По-прежнему в очках.
— Придется вам, милостивый государь, — сказал он, — с нами итти. В халате на улице неудобно. Переодеться надо, если желаете.
«Морда!» — думал Лисицын и ёжился, глядя в усатое, с сизым носом, лоснящееся лицо.
— Приготовиться надо, — строго повторил офицер. — Понятно?
Разве это могло сразу уложиться в сознании? Однако сердце Лисицына словно дрогнуло, упало.
— К… к чему, — заикаясь, спросил он, — п…приготовиться?
— Э! — Седые усы зашевелились. — Прикидывается, как сказать это… простачком.
— В…вы, что ли… да я арестован… что ли?
— Гляди, — сказал тогда офицер рябому вахмистру, стоявшему рядом, — ишь, испугался… А на меня с револьвером… — он затряс пальцем перед Лисицыным, с угрозой повысил голос, — небось, не пугался! Возмутительные прокламации против государя императора под кроватью держать тоже не пугался! Распространяешь? Или сам печатаешь?
Лисицын смотрел — спина в голубом офицерском мундире точно плыла по комнате, удаляясь от него.
«Какие прокламации? Вздор! Откуда? Сами подсунули! Что-то забыл самое главное, — думал он. — Мир рассыпается вдребезги… Самое нужное… самое большое… Господи, что же я забыл?»
И вспомнил. Хрипло закричал:
— А лаборатория? Как же, на кого она останется?
Офицер повернулся:
— Это вы не беспокойтесь. Без вас распорядимся тут… без вас, как это называется.
Время, казалось Лисицыну, или совсем остановилось, или, наоборот, мчалось с бешеной скоростью.
Он услышал — офицер говорит:
— Вам, господа понятые… э-э… понадобится здесь поприсутствовать сегодня. Наши эксперты будут работать. Арсенал-то… ишь, какой подозрительный! Да-а…
«Хищники, — пронеслось в голове у Лисицына, — наложат лапу на самого тебя… на твои рецепты…»
Его губы беззвучно шевельнулись:
— Хищники!
— Сказано вам, — подтолкнул его вахмистр, — переодеться надо. Ну!
Нетвердо ступая, Лисицын сделал шаг, два шага, три шага.
Перед ним на тумбе, в светлой лакированной подставке, был длинный ряд запечатанных сургучом пробирок — образцы веществ, вся история его опытов. Прищурившись, он потрогал эту подставку и резким, неожиданным толчком сбросил ее на пол, принялся давить ногами.