«Что кинулся спасать, так это даже смешно. Чепуха: запоздалый жест».
Наконец в кухню вошла Зоя. Она несла скрученное жгутом мокрое полотенце. Увидев Гришу, она остановилась:
— Ах, это вы приехали! Не вовремя вы, простите.
Глаза ее были сухи, брови — словно в недоумении подняты.
— Я понимаю, я уезжаю сейчас, я на секунду, — зачастил он скороговоркой. — Только, ради бога, два слова. Кстати, с Иваном Степановичем серьезно?
— Конечно, серьезно.
— А фельдшер думает — выздоровеет?
— Надо надеяться. — Она принужденно улыбнулась. — Вы извините, мне некогда.
Гриша, перекосив губы, неожиданно побледнев, заговорил захлебывающимся шопотом:
— Все знали, что опасно в шахте. Вы ему передайте от меня. Он мог предупредить… страшная такая обстановка… всякий честный человек на его месте… а он сделал наоборот. Мне трудно, ваш брат все-таки…
— До свиданья! — крикнула Зоя.
Круто отвернувшись, она принялась выжимать из полотенца воду.
На Гришиных щеках вспыхнули багровые пятна.
— До свиданья, — медленно сказал он после неловкого молчания. Опустив голову, вздохнул. — Я вам письмо напишу.
С востока ползла тяжелая клубящаяся туча.
Кучер потеснился, Зберовский сел в двуколку; лошадь, подстегнутая кнутом, рысью выбежала со двора. Минуя рудничный поселок, они выехали прямой дорогой в степь.
Бурые отвалы породы скоро заслонили собою оцинкованную крышу. Среди темневших сзади убогих строений по-прежнему черной усеченной пирамидой вздымался бревенчатый копер.
Никогда еще у Зберовского не было так тяжко на душе. То ему хотелось вернуться, узнать, что происходит у надшахтного здания, то он говорил себе, что помочь ничем не может и праздное любопытство оскорбительно для человеческого горя. Он оглядывался, смотрел на удаляющийся рудник, морщился, тер пальцами лоб.
Солнце скрылось за тучей. Железнодорожная станция была уже близко. На рукав голубой студенческой тужурки упали первые капли дождя.
Глава II
Глухие тропы
Мало ли бежавших с каторги бродяг скиталось тогда в сибирской тайге! Этот человек был таким же бродягой.
Днем он прятался в непроходимой чаще, спал, пригревшись на солнце или построив от непогоды тесный шалаш. Встречаться с людьми не хотел. Даже костер разводил с опаской, чтобы дымом не привлекать к себе внимания. Пустынно было вокруг, а ему в каждом лесном шорохе чудился звук чьих-то крадущихся шагов. И только по ночам — ночи летом светлые — он шел до утра, взбираясь на крутые склоны, пересекая долины, упорно двигаясь с востока на запад.
Он считал так: до наступления морозов надо пройти три тысячи верст — по семь часов напряженной ходьбы в сутки. Зима должна его застигнуть уже за Уралом. На это хватит сил, он дойдет. Если, конечно, не выследят стражники или не скосит где-нибудь шальная пуля.
Пищу добывал в тайге: то разорит птичье гнездо, наберет горсть пестрых, как круглые речные камешки, яиц, то отыщет прошлогодние кедровые шишки.
Однажды, осмелев от голода, он подошел к маленькой заимке. Притаившись в кустах, увидел: старуха насыпала в корыто, выдолбленное из бревна, отрубей, смешанных с мякиной, — хотела, наверно, корову или свинью кормить, — а сама вернулась в избу. Тогда он выскочил из-за кустов, прыгнул через плетень, опрокинул корыто — вытряхнул отруби в какую-то грязную тряпку, схватил и, задыхаясь, умчался за деревья.
Отрубей оказалось фунтов двадцать. С тех пор он каждый день ел понемногу каши.
На нем была дерюжная шапка и рваный, не сходящийся на груди полушубок. Его нечесаная борода сбилась в рыжий ком, слиплась от древесной смолы. За плечами свешивалась холщевая котомка с остатком отрубей, закопченный котелок; из-за пояса высовывался острый блестящий топор.
Особенно много страданий ему причиняли лапти из березовой коры, твердые и громоздкие, негнущиеся, скорей напоминающие формой утюги, чем человеческую обувь. Он «изобрел» их сам: босому в тайге нельзя. Но итти в них было трудно, и они быстро ломались — каждый день надо делать новую пару.
Глядя на лапти, он часто размышлял: хорошо бы сшить себе унты из медвежьей шкуры. Они удобные, наверно, бывают и прочные. Прошлой зимой, когда мимо тюрьмы проезжали крестьяне, на ногах одного парня он видел такие унты. Не березовым коробкам чета.
А встречи с медведем все равно не миновать. Зверь нападет — нужно только не растеряться, вовремя ударить, против топора зверь не устоит. Лишь бы исподтишка не кинулся. И нож, что очень важно, есть в запасе — есть чем кроить шкуру, отрезать тонкие меховые ленточки, шить ими вместо дратвы.