Долго стучали в ворота. Никто не откликался. Наконец, когда уже иссякло терпение и Плещеевы собрались уходить, за притвором послышался голос старого дворника: «Кто такие?» Он их узнал, пропустил. Повел в сад, в сторожку. Там прятался Саня. Отлеживался. Был невредим, но измучен. Появление братьев, отца ободрило его.
Батюшка находил, что теперь ему надо срочно спасать себя от кары за участие в мятеже. Может быть, отсутствие Сани в полку пройдет незамеченным?.. Пожалуй, если не будет особых доносов. Охочих на поклеп людей — хоть пруд пруди. Все равно надо сделать попытку незаметно вернуться в казармы. Мундир немедля привести в образцовый порядочек. Конь?.. Остался в конюшне Гренадерского полка. Туда немедленно за лошадью поехать Гришутке! Тем временем все вместе чистили, отскребывали, оттирали мундир, амуницию. Лиза чинила прорехи. Саня побрился, даже голову вымыл.
Гришутка вернулся — конь оказался в порядке. После прощания, после объятий и наставлений Саня сел в седло, приосанился. С бравым видом выехав из ворот, повернул по Галерной на полном скаку в сторону, противоположную площади и Сенату.
А там, на Сенатской, все еще вывозили увечных и мертвых. Полыхали костры.
В ночь с 14 на 15 декабря было арестовано и переправлено в Петропавловскую крепость 624 человека.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В Курске Алексей сразу понял: арест Феди Вадковского неспроста. Здесь не «шуточки», вроде песен в Красном Селе. Здесь нечто страшное... Предательство Шервуда! Забранные при аресте бумаги в скрипичном футляре были настолько серьезны и заключали в себе такой состав преступления, что тут не Архангельском пахло, а Петропавловской крепостью. Надо было бы посовещаться с кем-то из лиц, находящихся в кругу дел Общества. Необходимо ехать опять к Чернышевым, в их Тагино. А быть может... быть может, и к Пестелю.
Из Курска выехали на рассвете. Тимофей, сопровождавший Алешу, приставленный в «дядьки» к нему, отмалчивался. После встречи с Вадковским у кибитки фельдъегеря он понял все, разумеется, но раз барчук предпочитал о том с ним не говорить, так он со своею указкой лезть не хочет, тем более что никакой опасности пока еще не видать.
При втором, а теперь даже третьем проезде через Орел стали до них доходить сбивчивые, беспорядочные вести. Передавали о каком-то возмущении войск в Петербурге, о расстреле народа пушками на Сенатской... Близких знакомых в Орле никого. Поэтому не задерживаясь заторопились в имение Тагино.
Семью Чернышевых Алексей застал в благодушнейшем состоянии. Елизавета Петровна на глазах у всех поправлялась: к ней вернулся дар речи, рука и нога позволяли даже вставать — она начала передвигаться по комнатам. Пять сестер, задержавшиеся под кровлей родителей из-за болезни maman, все такие же: чуточку взбалмошные, чуточку сумасбродные, в батюшку, следовали примеру его и продолжали развлекать друг друга курьезными выдумками. Захарушка ежедневно ходил на охоту. В дни морозов и снежных метелей погружался в чтение испанских романов — про себя или вслух. Он уже многие годы страстно тянулся к изучению языков и многие из них одолел в совершенстве. В этой сфере он был явно талантлив. Сейчас ходил в темных очках: от мороза и ветра, от долгого чтения при свечах разболелись глаза, что было уж не раз и в прежнее время.
Никита целыми днями что-то писал, часов по шестнадцати в сутки. Ах, как он подкупал Алексея редкими многосторонними знаниями, широтой кругозора: подобно Захару, он владел восемью языками, в том числе древнегреческим, латинским, еврейским, изучил высшую математику, астрономию, был сведущ в ботанике и в сложных сельскохозяйственных и земельных вопросах, а помимо того постоянно проявлял себя первоклассным организатором. Писал портреты кистью, пером, умел великолепно ноты переплетать, книги, журналы и, что удивительно, всегда находил время для этого.
Александрин не чаяла в нем души, предупреждала всякие пожелания, чутко умея предугадывать, «сдувала пылинки». В этой беззаветной любви она нашла свое жизненное предназначение, вся растворившись в чувстве к нему, своему мужу и отцу двух детей. Ждали третьего.
Со смятенной душой приступил Алексей к трудному делу: нарушить спокойствие дорогой и близкой семьи известием о взятии под стражу и об отправлении по этапу Феди Вадковского, любимого всеми кузена. Первоначально он решил оповестить об этом только Захара с Никитой и выбрал момент, когда они остались втроем.