Некоторым развлечением для него был вызов на заседание Следственного комитета. Здесь он хоть живых людей увидал, правда, в достаточной мере отвратительных. Прежде знал он в лицо только одного Левашова. О Михаиле Павловиче догадался по широкому, как блин, лицу с пуговицей вместо носа. Зато Татищева принял за Чернышева, а Чернышева за Бенкендорфа. Нельзя было не приметить князя Голицына по субтильным манерам и перламутровой табакерке.
Опрос был крайне короткий — галопом: все торопились скорее окончить дела, всем они надоели. Когда он ответил на вопрос Бенкендорфа, раскаивается ли он в принадлежности к Тайному обществу и в буйственном своем поведении 14 декабря, он чистосердечно ответил, что «нет, ничуть не раскаивается», что было встречено всеобщими междометиями: «О!.. Аа!.. Ого!., о‑о, а‑оа!», и каждый что-то себе записал.
Он не думал о будущем. Что ж, смертной казни он, видимо, не заслужил. Ну, сошлют куда-нибудь — в Соловки, в Свеаборг иль Кенигсберг, в Сибирь, на Кавказ... Там везде люди живут. С заключенными удастся общаться. В Соловках побывать, пожалуй, даже забавно. Белые медведи, северное сияние... Когда-то приватной манерой удалось бы все сие повидать?.. А тут даже прогоны казенные... Вот только ежели опять запрут в одиночку едикульку, тогда будет скверно... как сейчас, например...
И в груди заныло от скуки...
Что-то сейчас батюшка делает?.. Писем от него не поступало, но продукты питания доходили... Лимоны прислал. Сразу, за один присест, Саня их подряд, один за другим, проглотил. С детства любил он лимоны. Даже без сахара.
Что-то сейчас делают младшие братья?.. Сестрицы в институте благородных девиц?.. Что-то сейчас Наденька делает?.. Больше года, как он женихается с Наденькой Мещеряковой... Вспоминает ли она несчастного узника или стыдится имя его вслух произнести?
Что-то сейчас делает Алексей?.. Велики ли его прегрешения?.. Как было бы хорошо с ним вдвоем в Соловки или же на Енисей, на Иртыш... Рыбу вместе ловили бы...
Как-то в минуту острой тоски, в сумерки, дверь его отперли. Курносенький часовой, приложив пальцы к губам, сделал знак быстро следовать за собой и повел его чуть не бегом по войлочным половикам коридоров в нижний этаж. Приоткрыл какую-то дверь, втолкнул в нее.
Боже мой, боже мой... Тимофей!.. Исхудавший и постаревший, но все такой же задорный и даже смеющийся. Он рассказал, что недавно его перевели из Васильевской куртины в Кронверкскую, в арестантский покой вместе с Плещеевым 1‑м. Теперь они вместе в одном каземате живут. Тимофей по официалу числится «вестовым» Плещеева 1‑го.
— Ну, покедова не до смеха.
А пришел Тимофей к младшему брату потому, что сумел к конвойным своим приласкаться. Они ребята все добрые, сочувствуют заключенным. Да за Тимофеем, дворовым, да к тому же еще «вестовым», присмотра особого нету. Что-то случилось там, в верховных судилищах... Какая-то перемена...
С этого дня Саня начал жить мечтой о свидании с братом. Получил вдруг посылку — шесть лимонов. Лимоны съел, конечно, в первый же день и чуть не поперхнулся: один был надрезан и под кожуру вложена записка с азбукой перестуков.
И тогда начались деятельные переговоры. Ни шахмат, ни шашек он не любил, но просиживал дни, изобретая систему, как бы научиться по стукам карты сдавать и тасовать, чтобы наладить игру «в три листика» или хотя бы в древнего «дурака». Санечка даже смеялся. Перестукивания он сравнивал с верещаньем сверчка, все-то он тарахтит да цвирикает. Зато пустельговое тарарыканье теперь превращается в слово.
Однажды в дождливый, сумрачный день Плещеев 1‑й был вызван на чрезвычайное собеседование в Зимний дворец. Накануне ему прислали новое обмундирование и сапоги — даже портной приходил приладить мундир. На заседании присутствовали: Сперанский, Бенкендорф, Анна Родионовна и отец, желтый, опухший, очень-очень грустный, тяжело, видимо, больной. Жаль его стало. Императора не было.
Лысый, словно молью тронутый, Сперанский монотонно и беспристрастно, нудным тоном подьячего, без повышений голоса, без ударений, без запятых, негромко огласил короткий документ — распоряжение Алексея нотариусам Лондона выслать ему причитающийся по завещанию некий секретный пакет. Плещеев подписал. Подлинность подписи скрепили: Анна Родионовна, Бенкендорф и Сперанский. Кроме того, Сперанский дал расписку в получении оного письма Анне Родионовне.
Анна Родионовна тоже была вся поникшая. Внимательным взглядом осмотрела Алексея с головы до ног, но даже слова не промолвила.