— Отставшие подтянулись как будто? — негромко спросил непонятно кого. — Тогда тронемся дальше. Скоро час пополуночи.
«А этот не на волка, а скорее на борзую похож, — померещилось Александру, — такой же сухощавый, на тонких ногах, с острою мордой гончей ищейки».
Двинулись по аллее все так же впереди — по направлению к Манежу и Невскому. Предстоял длинный обход территории замка — вдоль по рву. Кое-кто намеренно отставал. Были даже такие, которые не скрываясь поворачивали обратно и уходили. Замок оставался налево, отодвигаясь все больше назад. Окно, в котором брезжил отсвет ночника, давно исчезло из виду. Позади — карканье возвращающегося воронья.
— Тебе не страшно, Николенька?
— Нет еще.
Темень усугублялась елями, пихтами, обступившими сплошной стеною аллею. Ров казался безмерной длины. Спереди кто-то засветил потайный фонарь, бросавший усеченный круг скупого света вниз, на обледеневшую землю. Переговаривались шепотом.
— А если... если... Павел не захочет... подписать отречение?.. — вдруг обратился Александр к Бороздину.
— Что ж... Вспомним, что полковник Бибиков у Талызина говорил... Ун-ич-то-же-ние. Уничтожение всей царской фамилии... ибо и с наследниками... будет не легче...
Острым углом ров резко сворачивал влево. Замедлили ход. Повернули. Новый Баженовский павильон остался, таким образом, справа. В середине южного рва, не доходя до подъемного моста, остановились. Сгрудились тесно. Был дан сигнал соблюдать полнейшую тишину. Только звякали шпоры. Сзади гвардейцы выстроились четкими колоннами по четыре человека в ряду.
Впереди конспираторов вдруг вырос худой, взбудораженный, дерзкий полковник гренадерского лейб-батальона Преображенского полка Аргамаков. Как плац-адъютант нового замка, он обязан немедленно доносить императору лично обо всех экстраординарных городских происшествиях, о пожарах, о наводнениях и потому имел свободный вход. Мгновенно подскочил к воротам, прикрывавшим доступ к подъемному мосту, и властно постучал. В темноте гулко-тревожно отозвался стук о железо.
С той стороны рва, из будки, послышался оклик: «Кто идет?» Аргамаков назвал себя и произнес пароль. Тогда донесся скрип лебедок, лязг цепей — мост опускался. Шаги по мосту — это часовой молча шагал с той стороны рва к входным воротам, чтобы их отпереть. На подмостках виден был отсвет его ручного фонаря. Засов отодвинут, ворота раскрыты, и мигом изменился темп. Тесной, локоть о локоть, толпой, как было предписано, хлынули заговорщики по мосту через ров. Все начали действовать исступленно-стремительно. Зубов следил, пока гвардейцы обезоруживали часового и четырех постовых, затыкали им рот. Повели с собой, поставив глубоко в середину рядов — всё без единого звука.
Ворота позади оставлены незапертыми, но с новой надежной охраной: подкрепление графа Палена должно сейчас подойти.
Теперь необходимо действовать, действовать, действовать, пока во дворце никто еще ничего не заметил и не поднял тревоги.
Впереди — огромная площадь, раскинувшаяся перед замком, с конным памятником посредине. Величественно развернулся главный фасад. Великолепное зрелище! Вдали еле-еле заметен фонарь в парадных воротах дворца, ведущих во внутренний двор. Туда и надо идти. Нет, не идти, а бежать.
Все, однако, стоят, зачарованные, прикованные к месту. Александр заметил — ряды растаяли наполовину...
Наконец Аргамаков с потайным фонарем, следом Зубовы и за ними все остальные сорвались и ринулись через площадь — к замку, к замку, к его центральным воротам!
Не оглядываясь бежали мимо бронзового монумента Петра, созданного некогда выдающимся скульптором Растрелли-отцом. Холодная невозмутимость конной фигуры, равнодушное величие бронзы, мертвое молчание камня... И в противность нерушимому покою и царственной неподвижности — бешеная стремительность взбудораженных конспираторов.
Заговорщики через парадные ворота промчались во внутренний восьмиугольный двор, но там была необходима осторожность: в замке четыре парадных подъезда, два малых запасных, ведущих прямо в апартаменты. И здание внутри охранялось четырьмя караулами.
Аргамаков, знавший все охраны, все ворота и двери, все бесчисленные апартаменты и лабиринты нового замка, ринулся к малому запасному подъезду в глубине восьмиугольного двора. Как назло, снова вышла луна и все залила вокруг белесым сиянием. Засверкали бриллиантами ордена и регалии на парадных мундирах. Бежать приходилось, прижимаясь вплотную к стене. У Александра дух захватило.
В дверях подъезда швейцар. Заулыбался, закивал головой. Он из «своих». Пролетев через сквозной подъезд и вестибюль, Аргамаков быстро вывел товарищей через противоположные двери снова наружу, во второй тесный, треугольный внутренний дворик. Оттуда устремились опять во дворец через еле заметную дверь. Сразу — лестница, поднимающаяся по спирали, но внизу у лестницы другой часовой. Сопротивляться не стал и оружие тотчас сложил.