Опять все замерли, ожидая. Долго, невыносимо долго длилось молчание. Князь Платон держал в дрожащих руках перо и акт отречения.
Наконец Скарятин поднял пустые ножны от палаша, медленно, не подходя, протянул их вперед и, видно боясь, легонько толкнул ими два раза в плечо государя. Тень от ножон повторила на стене те же движения.
В ответ — ни единого звука. Даже ресницы монарха не дрогнули.
У князя Платона выскользнуло из рук гусиное перо с золотым наконечником и упало.
И от этого слабого звука император вдруг передернулся. С визгом, отчаянным, раздирающим душу, сорвался с места и, низко склонившись вперед, бросился на заговорщиков, стремясь головой раздвинуть ряды.
— Уйдет, уйдет... уйдет... Лови!.. Лови!.. — Так кричат на охоте доезжачие при облаве на зверей. Тени запрыгали бешено, закувыркались по стенам. Кто-то опрокинул ночник, он упал и погас. Все погрузилось в полную темноту... слышалось только беспорядочное топотание ног...
— Лови, лови, лови, лови, лови, лови...
Александр, стоявший у самой двери, быстро захлопнул ее и прислонился к ней спиною, расставив ноги для твердости.
— Николенька, держи дверь вместо меня. Я за свечою схожу.
Быстро шмыгнул в библиотеку, схватил одну из зажженных свечей и вернулся.
Императора тем временем отбросили обратно к стене. Он сжался, сгорбился, словно превратился в комочек, исподлобья разглядывая заговорщиков — одного за другим, одного за другим, словно старался запомнить.
— Ваше величество, довольно дурачиться! — деловито и властно сказал Беннигсен. — Князь Платон Александрович, сейчас не время дрожать. Прочтите ему манифест.
— Sire! Вы арестованы... — Князь Зубов, вместо того, чтобы читать, начал сбивчиво говорить выспреннюю речь по-французски. — Мы пришли предложить вам от престола отречься и назначить преемником старшего сына-наследника. Неприкосновенность вашей личности обеспечена. Почетное содержание до конца ваших дней гарантируется государством. Сопротивление бесполезно. Прочтите манифест отречения и подпишите. Покоритесь судьбе.
Павел Петрович неожиданно выпрямился, пытаясь принять царственный облик.
— Я!.. Вы меня?.. Я... законный монарх... помазанник божий!.. — Рука стала подниматься вверх по-пророчески, и тень на стене повторяла все эти движения. — Кто смеет?.. Великий магистр, протектор Мальтийского ордена... Трон, священный алтарь... Я и бог... бог и я...
В Белой зале, а вернее — еще где-то дальше, послышались возбужденные голоса, топот ног, бряцание ружей. Зубов вздрогнул и в панике бросился к выходу. С ним — несколько других заговорщиков.
Но их опередил Беннигсен: двумя прыжками преодолел он расстояние до дверей и, сменив Александра, встал перед ними с обнаженным палашом, властный, жестокий, как Командор, пришедший за душой Дон Жуана.
— Ни с места! — сказал еле слышно. — Зарублю каждого, кто осмелится отступать. Презренные трусы!
И запер двери на ключ.
— Господа! — воскликнул, вдруг разъярившись, Николай Зубов. — Так от безумца вы никогда не добьетесь разумного. Вот каким языком надо с ним разговаривать! — И, зажав в кулаке свою массивную табакерку, Зубов наотмашь ударил ею по виску императора.
Тот пошатнулся, хотел удержаться за письменный стол, вцепился судорожными пальцами в решеточку из слоновой кости. Но она поломалась. Осколки точеного белого парапета с вазочками посыпались на паркет. А вслед за ними рухнул и сам император.
Во входные двери кто-то осатанело стучал. Вокруг Павла, пытавшегося снова встать на ноги, сгрудились заговорщики.
— Шарф! — кричал чей-то голос. — Шарф! Дайте шарф.
Скарятин начал поспешно снимать с себя шарф. Аргамаков бросился к кровати государя, где висели два шарфа. Три серебристых змеи взвились в воздухе, и одна из них опутала шею Павла Петровича. В двери продолжали стучать.
— Воздуху! Воздуху! — кричал Павел Петрович, успевший просунуть руку между шарфом и шеей.
Ах, как он кричал! Как невыносимо кричал!.. Александру хотелось уши заткнуть.
— Тиран! — вне себя, орал в бешенстве Яшвиль. — Зверь! Ты со мною как зверь поступал! палкой ударил меня! так получай по заслугам!
Аргамаков у двери окликнул стучавших и, убедившись, что это его же отставшая группа, заблудившаяся в сложных переходах дворца, отпер ее. Новые заговорщики второй стаей волков ворвались в опочивальню. Свалка превратилась в побоище. Александр видел, что кто-то вскочил ногами Павлу Петровичу на живот... Немыслимо! нестерпимо! Он убежал в библиотеку. Следом за ним Бороздин.
— Николенька, я больше не могу... Это малодушие, вероятно. Но все-таки... я партикулярный, а не военный... Мне простительно.