— Вас называли начальником подземных кладовых, Бобир Надирович. Но ведь под землей у нас тоже должен быть порядок, а его действительно способна обеспечить наука… Поскольку человеческих жертв не было, а частично пострадавшие не предъявляют претензий, поскольку почти вся техника спасена, прокуратура не будет привлекать людей к уголовной ответственности…
Бардаш посмотрел на Сарварова и понял, какой тяжкий груз снимал он со всех. Наверное, ему и самому было нелегко.
— Какие будут предложения? — спросил Сарваров.
— Освободить Надирова от работы и дать строгий партийный выговор, — сказал Хазратов.
— Партийный выговор Ягане Дадашевой, как понимавшей опасность такого бурения, — сказали из-за стола.
— Еще есть предложения?
Слово взял Бардаш.
— Нет, — сказал он, — Надирова нельзя снимать. Его, правда, называют начальником кладовых бухарского газа. И такой второй начальник у них не скоро будет. Это у него в крови, я не для красного слова говорю… Строгий выговор.
Если бы он мог заглянуть в надировские глаза, то увидел бы в них первую в жизни, накатившуюся на седые ресницы каплю. Но в них никто не мог заглянуть, так низко склонился старый пустынный волк.
Проголосовали за строгий выговор Надирову и за выговор Ягане. Хазратов сразу встал.
— Вот теперь о Хазратове, — сказал Сарваров, и тот сел. — Я думаю, он не может работать в обкоме…
— Вы хотите сказать, Шермат Ашурович, — прошептал Хазратов, — что я не соответствую своей должности?
— Дело даже не в должности, а в месте, — ответил Сарваров. — Вы партийный работник, и, когда все думали, плохо или хорошо, о новом деле, вы думали только о себе. А партийного работника прежде всего отличает бескорыстность.
И все так единодушно проголосовали за его освобождение, что Хазратов онемел. Ах, ведь знал, знал, что плохо для него все это кончится. Чувствовал! Такое дурацкое время. Он стоял, тяжело опираясь руками о стол, и все ждали его слов. А перед ним пробегали юрты, бараны, степи Тамды, по которым он бегал босоногим пастушонком. Когда все это было?.. Давно… Но ведь в его же жизни! В его! Как это получилось? Он все отдавал колхозу, людям… Он рос… Как получилось, что сначала он отдавал себя, а потом стал работать только на себя? Неужели Сарваров попал своими словами в самое больное место и теперь ему не выдернуть из сердца этой стрелы, не смыть позора? А Бардаш будет процветать… Он даже не защищал жену, поднял руку за выговор Ягане… Он будет идти вперед, возможно, займет его, хазратовское, место… Давняя, с юношества затаившаяся зависть бросилась, как взрыв, в глаза Хазратова, снова ослепила его, затмив короткий проблеск ясной и горькой мысли.
— Я хочу сказать о Дадашеве, — проронил он, и слова отдались гулким эхом, как будто он говорил под куполом. — Этот инструктор обкома, мнящий себя передовым человеком, ходит на религиозные свадьбы, встречается там с муллой, даже больше, с самим ишаном!
— Товарищ Дадашев? — удивленно повернулся к Бардашу Сарваров.
Бардашу стало жалко Хазратова. Не там ищет выручки…
— Да, я был на свадьбе, где, по настоянию стариков, молодых должен был обвенчать ишан… Но венчание не состоялось… Я пришел, а ишан, увидев меня, удрал… Что же лучше — ишан на свадьбе или инструктор обкома? Очень весело прошла свадьба. Пели, танцевали…
— А невеста танцевала? — наклонившись, спросил Хазратов, еще цепляясь хотя бы за какое-то сохранение старых обрядов.
— Нет, — ответил Бардаш, — она не танцевала.
— Почему?
«Ах, какой ты дурак», — подумал Бардаш. На него нашло благодушие вперемешку со злостью, которая могла пересилить.
— Не знаю, — сказал он. — Может быть, жали туфли.
Все захохотали.
— Товарищ Хазратов, — попросил Сарваров. — Вы скажите о себе.
Хазратов растерянно смотрел на людей, а перед запавшими, обращенными в дали прошлого глазами опять бежали тамдынские просторы…
— Я хочу доказать свою преданность, — сказал он тихо, — я прошу… Если можно, рекомендуйте меня председателем в родной колхоз Бахмал… Там не все в порядке… Вы увидите…
Он замолчал.
— Согласимся? — спросил Сарваров.
— Очень жалко Бахмал…
Сарваров не расслышал.
— Товарищ Дадашев шутит, — подсказал кто-то.
— Нет, я не шучу.
Бардаш повторил свою фразу громче. В конце концов Бахмал был и его родным кишлаком.
— Если колхозники вас выберут, не подведите ни себя, ни нас, — сказал Сарваров.
И Бардаш подумал, что Сарваров был терпимей к людям или терпеливей в воспитании людей. Он давал им возможность поверить в самих себя, исправиться.