— Врешь все. Не верю ни слову. — Майя отвечала спокойно. Удивительное дело, она ни капельки не боялась вислогубого. Только неприятно было, что он сидит рядом, распространяя запах водочного перегара.
— Почему не хочешь выходить за меня? — спросил он, покачиваясь на стуле.
— Потому, что ты мне противен. — Майя стала выжимать рубашку Семенчика.
— Стерпится — слюбится! — Федорка хихикнул.
— У меня взрослый сын, дурная ты голова. Я скоро бабушкой стану.
— А я — дедушкой. Все прощу твоему сыну, как перед богом говорю. Буду нянчить его детей…
— Но он-то тебе не простит!
— Ты что, пугаешь? — Вислогубый переложил наган из одного кармана в другой. — Знаешь, кем я буду в нашем правительстве? Начальником всей полиции! Под землей найду твое отродье. А если обвенчаешься со мной, его никто не посмеет обидеть.
Майя хотела выйти во двор развесить белье. Федорка загородил двери.
— Одевайся. Поедем в церковь венчаться. И сегодня же увезу тебя.
— Уйди с дороги… Закричу!..
— Никто не услышит. Ну, — вислогубый вынул наган, — считаю до трех.
Майя попятилась, забилась в угол. Вислогубому доставляло удовольствие видеть ее испуганной, беспомощной. Он прицелился ей в лоб.
— Раз. Обвенчаешься сегодня со мной или нет?.. Два…
— Нет!..
Федорка опустил наган:
— Ну, тогда роди от мене. Только не кусаться и не царапаться. Ну, раздевайся! Ты что стоишь?.. Раз… до трех… Два… — «Стрельну мимо, припугну», — подумал он. — Три!..
Женщина не слышала выстрела…
Вислогубый решил, что белье она выронила от испуга.
— Будешь упрямиться?
Майя покачнулась и рухнула на пол, лицом вниз.
Федорка бросился к ней, стал поднимать.
— Ну, ты, не притворяйся!.. — Он перевернул отяжелевшее вмиг тело, поднял голову. На Федорку недвижно смотрели безжизненные глаза. Федорка опустил голову. Она глухо стукнулась о пол. — Майя, я нечаянно!.. — вырвался у вислогубого крик, похожий на вопль… Встал, вытирая рукавом выступившую на лбу испарину.
Вислогубый не слышал, как скрипнула дверь и на пороге выросла массивная фигура Васьки Барсукова.
— Красные в Нохтуйске! — охрипшим голосом крикнул он. — Ты что уставился на меня? Красные, говорю, на том берегу!..
— А-а?.. — Федорка бессмысленно смотрел на Ваську.
— Поехали!.. — рявкнул Васька, толкая его за порог. — Ищу его по всей деревне!..
Дверь они оставили открытой.
V
Семенчик после похорон матери ходил сам не свой. Длиннобородый командующий старался расшевелить его разговорами. Расспрашивал об отце, о своем детстве вспоминал. Родился Нестор в горном ауле. Отец рано умер. А у матери трое детей на руках. Самым старшим был он, Нестор — десятый год ему шел. Нанялся к родному дядьке в батраки. А спустя два года сбежал в Кутаиси, поступил в работники к сапожнику. Сапожник оказался человеком добрым, научил мальчишку своему ремеслу, помог устроиться на обувную фабрику. Но как только началась война, Нестора забрали в солдаты, в Дикую дивизию. Еще на фабрике он научился читать и писать. На фронте добывал запрещенные газеты и читал вслух. Со смутьяном не стали церемониться, предали военно-полевому суду. Так очутился Каландарашвили в Восточной Сибири, в ссылке. Освободила его революция. А когда в Сибири «воцарился» Колчак, кутаисский сапожник создал партизанский отряд из трехсот человек и стал грозой колчаковцев.
Нестора Александровича тянуло на родину. Там где-то младший брат, сестра. И, может быть, мать жива. Он совсем было собрался вернуться на Кавказ. Не отпустили. Вызвали партизанского командира в Москву, к Ленину. Владимир Ильич внимательно выслушал Нестора Александровича, желавшего возвратиться на родину. И, прищурив глаза, тихо сказал:
— Надо якутам помочь. Надеемся на тебя, товарищ Каландарашвили… У тебя большой опыт, и Сибирь знаешь хорошо.
И вот Каландарашвили держит путь в Якутскую область.
— Очистим Якутию от белых и поедем, комиссар Семенчик, ко мне в Грузию, — мечтал командующий вслух. — Тебе у нас понравится, О-о! Круглый год тепло! А здесь я зябну. Как, кацо, поедем?
— У нас тоже хорошо. Не хуже, чем в Грузии.
— Но ты же не видел, не был там! Почему так говоришь?
— Сужу по вашим рассказам. Очень хороша Грузия, а Якутия лучше.
Командующий утвердительно кивал головой:
— Любишь ты, комиссар, свою родину. Очень хорошо. Человека, который любит родину всем сердцем, можно взять в друзья.