Но Толстоухов вернул вислогубого.
— Господа, раскланяйтесь с господином Яковлевым! — и первым поклонился. — Господин Яковлев — истинный патриот и доблестный войн. Он казнил мать комиссара. За одно это он достоин высоких чинов и почестей. Отечество его не забудет!
«Доблестный воин» был растроган до крайности словами офицера. Он заморгал глазами, готовый расплакаться.
— Дарую тебе орден, который будет учрежден, как только мы придем к власти. Тебе, Федя, первому дам орден! Так и знай!.. Первому!
— А как он, орден-то, будет выглядеть? — спросил кто-то из окружающих.
— Как?.. Черт его знает, — наморщил лоб Толстоухов. — Что-нибудь, наверно, вроде Георгиевского креста…
И Федорка уже представил, как будет блестеть у него на груди орден.
— А пока что — исчезни с глаз. Не волнуй господина Шарапова, будущего министра торговли в нашем правительстве… — Толстоухов повернулся к купцу и полушутя-полусерьезно спросил: — Тогда выдашь за меня свою дочь? А? Выдашь? — Глаза у него горели зеленоватым, хищным огоньком.
— Она недостойна вас, ваше высокоблагородие, — сказал Шарапов, а сам подумал: «Надо шепнуть Насте, чтобы спряталась».
Он все же улучил минутку, вышел к дочери и зашептал:
— Сейчас же беги из дому. Где-нибудь спрячься и не показывайся пока. Господину Толстоухову жениться срочно приспичило. Как бы беды не натворил. Беги… — Он почти вытолкал ее. — Иди задами…
…Настя направилась к Лене, хотела побродить по берегу, развеяться. Она сама уже подумывала уйти куда-нибудь из отцовского дома на время, чтобы не слышать пьяных песен гостей, шума и крика. Но когда к ней вышел встревоженный отец и велел спрятаться, девушка удивилась. Кто посмеет обидеть ее, дочь Шарапова, который разместил у себя чуть ли не весь отряд, поит и кормит этих бандитов. А что Толстоухову она приглянулась, ничего удивительного. Она уж привыкла к тому, что всем нравится. Даже сам комиссар… При одном воспоминании о Сене у нее сладко и тревожно заныло в груди.
Настя прошла в конец своей улицы и повернула в переулочек, чтобы прямиком выйти к реке. Позади себя она услышала топот. Ее догонял вислогубый. Настя ускорила шаг.
— Ну что, попалась? — Федорка цапнул ее за руку.
— Вы что, дядя Федя?.. — Она попыталась вырваться, по спине у нее побежали мурашки. — Пустите!..
— К красным спешишь? Так они далеко, не догонишь!
— Буду кричать. А-а-а!
Со двора, покачиваясь, вышли четыре бандита, подошли к ним.
— Не дается? — писклявым голосом спросил один из бандитов, худой, длиннолицый, с выбитым зубом.
— Братья! — зашлепал губами Яковлев. — Полюбовница комиссара!
— Наверно, сладкая! — под общий хохот пропищал длиннолицый.
— Тащите ее в сарай! — гаркнул мордастый бандюга, сбив набекрень пыжиковую шапку-ушанку.
Приятели его схватили девушку кто за ноги, кто за руки…
— Братья, моя!.. Не трогайте!.. — молил вислогубый, путаясь у них под ногами.
Одни из «братьев» оттолкнул его ногой.
— Моя!..
Бандиты с Настей скрылись в сарае.
Федорка вскочил, подбежал к двери, толкнул ее. Она оказалась запертой изнутри. Федорка забарабанил по ней кулаками:
— Это дочь купца Шарапова!.. У него на постое сам господин Толстоухов!..
Из сарая угрожающе крикнули:
— Уходи, гнида, а то пристрелим!
Федорка уселся на землю, завыл по-волчьи, покачиваясь из стороны в сторону.
Из сарая слышался дикий, отчаянный крик девушки. Потом, точно захлебнувшись, она внезапно замолкла.
Через час вышла купеческая дочь из сарая бледная, растерзанная. Шуба на ней была изорвана в клочья. Она сорвала с себя шерстяной шарф, которым был завязан рот, и, шатаясь, побрела со двора.
— Э-э-эй, верни шарф! — под общий хохот крикнули ей вслед.
— Пусть останется на память! — сказал мордастый бандит.
— А ты где был? — спросил писклявый у Федорки.
— Чего стоишь? Догоняй!.. — Мордастый подтолкнул Федорку.
Федорка трусцой побежал за Настей. Бандиты заулюлюкали ему вслед.
…Ни мать, ни отец не заметили, когда Настя вернулась домой. Она закрылась у себя в комнате и, уткнувшись головой в подушку, зашлась в плаче.
Утром девушка не вышла завтракать. Шарапов не успел посвятить жену в то, что велел Насте спрятаться, и купчиха забеспокоилась.
«Не заболела ли?» — она подошла к девичьей, постучала.
— Настя, а Настя, открой!
Но в ответ ни звука.
— Настенька! Ты что это? Открой, говорят тебе!