Проскакав версты три, Строд обнаружил санный след. По этому следу он вывел бойцов на берег, к месту бандитской засады.
Эскадрон рысью помчался по свежему следу и вскоре наткнулся на стог, возле которого «братья» оставляли свои подводы. Следы вели к Лене и уходили дальше, через реку, в Хаптагай.
— Ну, погодите! — крикнул Строд, грозя кулаком тому берегу. — Доберемся мы до вас! — И повернул коня.
Строд попросил своего комиссара взять отделение и срочно отправиться в Якутск, чтобы доложить в губревкоме о трагедии, постигшей красноармейский отряд.
Вернулся Семенчик с товарищами в Якутск в полдень. У старинной башни толпился народ — горожане ждали отряд. Ровными рядами выстроились бойцы ЧОН, выведенные для встречи командующего — прославленного «дедушки» сибирских партизан. Стродовцам приветливо замахали — все подумали, что в город вступает отряд Каландарашвили.
— Едут? — спросили несколько голосов. — Скоро будут здесь?
Красноармейцы ничего не ответили, рысью проехали мимо, к зданию губкома партии. Встречающие пришли в недоумение.
О гибели отряда все, кто собрался у башни, узнали из уст секретаря губкома. Он вышел и глухим от скорби и боли голосом сообщил страшное известие. Толпа замерла. А потом заговорила, зашевелилась, точно трава при ветре. Кто-то снял шапку, и все обнажили головы. Какая-то женщина громко, навзрыд заплакала.
VI
Оставив на берегу Лены заградительный отряд, «братья» разбрелись по домам греться.
Вскоре к Коробейникову прибежал испуганный связной и пролопотал, что на том берегу появились красные.
— Много? Ну?!
Ничего вразумительного связной ответить не мог.
— Смотреть в оба и никому ни-ни. А то разбегутся от страха… Понял?
Через несколько минут прибежал другой связной и с радостью сообщил, что красные ускакали от берега.
У Коробейникова вырвался вздох облегчения. Но тревога не покидала его. На ночь он удвоил заградительный отряд. Сон к нему не шел. Он слышал, как за стеной шумели «братья», делясь впечатлениями утра. Все были возбуждены, разговорчивы.
«Надо было снять с убитых винтовки, — подумал Коробейников. — С этими снимешь! Как только подал команду: „Оставить окопы“ — все побежали, как зайцы. Невозможно было остановить!»
— Захватим Якутск, потом Иркутск, — размечтался кто-то за стеной.
— А что мне там, в Иркутске, делать? — спросил чей-то ворчливый голос.
«Верно, тебе, грязная скотина, нечего там делать, — мысленно согласился с ним Коробейников. — Там не в чем копаться, нет навоза. Эх, скоты!»
— Нам бы такое оружие, как у красных! — сказал тот, кто настроился на поход до Иркутска, — А то одни берданки.
«Все равно будешь красным зад показывать, — начинал злиться командующий. — Пойти заткнуть им глотки?»
Утром в Хаптагай приехал Федорка Яковлев. Слез с саней и пошел прямо к командующему, не глядя ни на кого, не здороваясь.
«Братьям» не понравилось это.
— Задрал нос! Большой тойон! Не подходи!
— Вогнать бы ему соли в одно место, — мрачно заметил пожилой бандит.
Дружки захохотали.
Спустя десять дней после расправы над красным отрядом, Коробейников взял тридцать «повстанцев» и отправился с ними к сыну Монеттаха. Федорка Яковлев с двадцатью бандитами выехал в Кильдемцы. В Хаптагае осталось человек шестьдесят.
Дни становились теплее, разлились первые лужи.
У одинокого старика Матвея квартировали шесть «братьев». К ним пришли еще четверо. Пили водку, мусолили карты.
Зашел разговор об охоте на уток.
— Да, скоро начнется перелет, — вздохнул конопатый бандит с приплюснутым носом. — Вот бы уточек пострелять!
Матвей хмыкнул:
— Надоело охотиться на людей?
Конопатый оборвал его:
— Ну, ты, трухлявый пень, болтай, да знай меру!
— А то неправда? — Старик отложил в сторону сеть, которую чинил. — Ни за что ни про что людей жизни лишаете.
Бандит схватился за берданку.
— Да ты не пугай! — Матвей вскочил. — Я уже прожил жизнь! А тебя мои сыновья живьем в землю закопают, если хоть один волос с моей головы упадет!
— А где твои сыновья? — насторожился Васька Барсуков, отвлекшись от карт.
— В Якутске. Их у меня трое.
— У красных?