Надо было позаботиться о ночлеге. Иван Семенович зашел в дом, стоящий рядом с управой, чтобы попроситься на ночь.
В доме стоял полумрак. Дрова в камельке прогорели, огня не было, мерцали только красные угли. У печки, зябко поеживаясь, стояла старуха. Услышав скрип двери, она обернулась и спросила:
— Кто там?..
Иван Семенович поздоровался и сказал, что человек он не здешний, приехал к улусному голове по делам.
— Издалека едете?.. Из Якутска? О, далеко!.. — Во рту старухи торчали два больших пожелтевших зуба, делающие ее лицо каким-то неприветливым. — Что же привело вас в наши далекие края? К голове, говорите? — Старуха горестно покачала головой: — Уехал, горемычный, домой. Только что был тут. Вы, наверно, разминулись. Слыхал небось, какое несчастье у него? — Из груди старухи вырвался тяжелый вздох. — Была-то у него одна-единственная дочь, красавица, каких мало. Уже так он ее любил да лелеял, пылинке не давал упасть…
— И что с дочерью? — не утерпел Иван Семенович.
— Пропала…
— Умерла?
Старуха отрицательно завертела головой:
— Старцы своим ясновидящим оком видели, как она повесилась на дереве, потом упала в реку и ее унесло водой… С тех пор и пошло… Что же я заболталась, — спохватилась старуха, — мне ведь надо коров в хотон загонять. — Она торопливо надела поношенную шубенку, подвязала голову серой шалью и вышла во двор.
Иван Семенович был раздосадован, что старуха оборвала свой рассказ. В печке, на раскаленных углях, стоял чайник. Когда он вскипел, гость, видя, что в доме нет никого, вытащил из печки чайник и поставил на шесток.
Старуха вернулась не скоро. Она показалась из-за печи, сняла шубу, повесила шаль на вешалку и засуетилась, разливая чай. У якутов такой обычай — пришедшего с холода человека полагайся согреть горячим чаем и развлечь приятной беседой.
— Ну что было потом? — напомнил Иван Семенович о прерванном разговоре, принимая от хозяйки чашку с чаем.
— О-о-о, и не спрашивайте! Страшно даже рассказывать на ночь глядя… Его дочь превратилась в оборотня… Приезжали камланить три шамана. Они пожертвовали кобылицу и прогнали оборотня. С тех пор она не появляется…
От слов старухи Ивану Семеновичу стало жутко, «Неужели та красавица, которая живет у купца Иннокентия, якшается с демонами? — подумал он. — Да нет, вздор все это. Иначе она бы не выходила замуж, не рожала».
Старуха еще долго рассказывала о всякого рода проделках дочери Харатаева, превратившейся было в злого демона, а потом принялась перемывать кости самому голове:
— Между нами говоря, человек он нехороший, гордый — не подступись. Старик мой каждое лето работает у него на сенокосе, зимой с утра до ночи в лесу дрова заготавливает, так нагляделся. Не при людях будь сказано, это голова выпустил воду из озера Улахан Эбэ… Господи, грех-то какой!.. За это дух озера разгневался и отнял у него дочь… Когда вода стала уходить, дух озера обернулся в женщину и заходил в дом к старику Бечех.
Поначалу Иван Семенович слушал старухины рассказы не без любопытства, потом они стали надоедать. Все вертелось вокруг оборотня-демона, духа «Эбэ», чертей. Такие рассказы бытуют в тех местностях, где есть шаманы. А если рассказывают об «аде» и «рае» — значит, недалеко есть церковь и поп.
Старуху мало заботило, слушают ее или не слушают, она знай продолжала рассказывать:
— Когда воду спускали из озера, вырыли огромный ров. Пот со всех ручьями лился — рубахи выкручивали. Землю насыпали в кожаную сумку и тащили изо рва веревками. Это он заставил вырыть ров, не побоялся греха, надругался над священным местом. И вот получил… Они со старухой души в дочери не чаяли, хотели, чтобы она стала умнее всех. Поселили у себя в доме какого-то русского ссыльного и заставили его учить дочь грамоте. Он и рад стараться, начал такому ее обучать, что батюшка за голову схватился. Говорят, если бы батюшка не прогнал того ссыльного, она бы на всех нас божий гнев накликала… А так одна в демона обернулась.
Поздно вечером из лесу вернулись два сына старухи. Они привезли дрова и очень замерзли. Старуха сразу замолчала, чему Иван Семенович был рад, — болтовня хозяйки надоела ему.
Ночью гость плохо спал, все думал о том, зачем это Майе понадобилось так нагло воспользоваться несчастьем головы Харатаева, преследуя какие-то свои корыстные цели. Теперь Иван Семенович был уверен, что женщина, называющая себя Майей, дочерью Харатаева, самозванка, находящаяся в сговоре с Федором, своим мужем. Недаром говорят: «Скот пестрый снаружи, человек — изнутри». «Но как я позволил обвести себя вокруг пальца? — корил он себя. — Времени сколько потерял, оскандалился перед господином мировым судьей».