На крик прибежала Майя:
— Отец, не смей с ним так разговаривать!
Харатаев поднял вверх кулаки и затряс ими:
— А как же я должен с ним разговаривать, с этим шарлатаном, мазуриком?!
— Он мой муж, отец моего ребенка!
— Нет у тебя мужа, нет!
— Как же нет? Вот же он, мой суженый…
К завтраку Харатаев вышел с распухшими от бессонницы глазами. Майе показалось, что за ночь он еще больше состарился. Кожа на лице стала дряблой, висела, глаза тусклые. У Майи сжалось сердце.
После завтрака Семен Иванович сказал Майе:
— Собирайся-ка, дочка, поедем домой. За какие грехи ты будешь батрачить?
Майя вначале не поверила своим ушам. Но встретившись с глазами отца, бесконечно добрыми, всепрощающими, — в них столько было любви и ласки, — она обомлела от радости, из глаз часто закапали слезы. Наконец-то она увидится со своей любимой мамой, будет жить под отчим кровом не батрачкой, а свободной хозяйкой. И ее Федор, горемыка среди горемык, не будет больше надрываться на чужой работе, зябнуть зимой, перевозя ненавистные грузы, за которые того и гляди поплатишься головой, — на дорогах шныряют разбойничьи шайки.
— Федор, поди сюда! — позвала она мужа.
Вошел Федор, хмурый, невеселый.
— Сейчас же бери у хозяина полный расчет, поедем домой вместе с отцом. — сказала Майя.
— А он с какой стати поедет? — спросил Харатаев. — Он мне не нужен!
— Как? — одними губами спросила Майя.
— Я его ни видеть, ни знать не желаю! — визгливо закричал Харатаев.
— Как?.. Мы же одна семья, у нас ребенок.
— Ребенка можешь забрать. У нас найдется, чем прокормить его.
Федор стоял, вобрав голову в плечи, и был похож на человека, которого сейчас поведут на казнь. Он даже как будто стал меньше ростом.
Майя до боли закусила нижнюю губу:
— Нет, отец, без мужа я никуда не поеду. Хоть режь меня, не поеду. Если стыдишься батрака признать своим зятем, можешь один возвращаться и считать, что у тебя нет дочери. Ты и так похоронил меня…
Харатаев схватился руками за голову и упал на стол.
В это время вошел Иван Семенович. Он, сидя в другой комнате, слышал разговор отца с дочерью и счел нужным вмешаться.
— Семен Иванович, — сказал он, — с некоторых пор я не безразличен к участи вашей дочери и считаю вправе заступиться за нее. Во всех ее злоключениях повинен не Федор, а господин Яковлев, против которого возбуждается судебное дело. Уверяю вас, честь вашей дочери будет восстановлена в глазах людей вашего круга, а виновник наказан. Об этом я позабочусь. А брачные узы, скрепленные церковью, грешно разрывать насильственно. Молодые люди любят друг друга!..
Харатаев ударил кулаком по столу:
— Не Яковлев, а он приехал в мой дом с черными мыслями! Он обманул…
— Извольте… Но фальшивыми векселями снабдил его господин Яковлев. Извольте взглянуть. — Иван Семенович развернул перед Харатаевым бумажки: — Вот печати Намской инородной управы, изготовлены эти векселя для того, чтобы ввести вас в заблуждение. А теперь позвольте вам, Семен Иванович, прочитать бумагу, которую вы должны удостоверить. И это уже будет не ложь, а истинная правда. Вот послушайте. — Адвокат развернул большой лист бумаги, исписанный крупным почерком, и стал читать: — «Свидетельское показание. Я. Семен Иванович Харатаев, голова Средневилюйского улуса, лично сам побывал в деревне Кильдемцы Якутского округа и убедился, что родная дочь моя Мария, обманным путем высватанная за батрака Федора Владимирова головой Яковлевым Егором Николаевичем, жива и здорова. Подтверждаю, что дочь моя, тайно встретившись со своим мужем и узнав, что он батрак, устыдилась этого и, даже не заходя домой, убежала с ним, вначале к голове Яковлеву, потом в деревню Кильдемцы. Истинность своих показаний засвидетельствовал Семен Харатаев». Сия бумага пойдет к господину мировому судье. Порок надо наказывать.
— Да-да! — закричал Харатаев, доставая из кармана печать. — Обоих в тюрьму!
Адвокат помог закоптить печать.
— Благодарю вас. — Иван Семенович аккуратно сложил бумагу и спрятал в карман. — Больше ничего от вас не требуется. — Он раскланялся и вышел запрягать лошадь.
— Так ты едешь или нет? — спросил у Майи Харатаев.
— Я уже сказала.
— Если тебе так мил твой батрак, можешь оставаться.
— Он мой муж…
Майя с плачем прошла в свою комнату. Семенчик спал в своей зыбке, сладко посапывая. Вдруг он улыбнулся во сне, зачмокал губами и проснулся.
— Хочешь к бабушке? — стараясь скрыть слезы, спросила Майя. — Нам бы с тобой хорошо было у бабушки. Бабушка берегла бы тебя, пылинке не дала бы упасть. Она дышала бы на своего внука и радовалась…