Вошедший молча разделся, повесил на вешалку поношенную шубу, пригладил рукой поредевшие седые волосы. Видно было, что в этом доме он человек свой.
— Ну, рассказывайте, — сказал старик по-якутски с сильным акцентом и посмотрел на Майю, потом — на Ивана Семеновича.
«Где я слышала этот голос?.. — подумала Майя. — И глаза знакомые».
Это был Эхов, и не мудрено, что Майя не узнала его — столько лет прошло. Составляя прошение, Эхов думал: «А не та ли это Майя, которую я когда-то учил? И фамилии совпадают». А когда Иван Семенович сказал, что приехала Майя, он хотел пойти в канцелярию судьи, чтобы повидать ее, но опоздал. И теперь вот пришел к Ивану Семеновичу домой.
Эхов и Майя минуты две смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Аркадий Романович вспомнил, что, когда он жил у Харатаевых, каждое утро здоровался с Майей: «Здравствуйте, барышня».
— Здравствуйте, барышня, — сказал Эхов, не сводя с нее глаз.
Лицо у Майи вдруг вспыхнуло, глаза округлились. Она с трудом удержалась, чтобы не броситься к старику.
— Здравствуйте… — проговорила она невнятно.
— Барышня, почему не здороваетесь, как прежде: «Здравствуйте, Аркадий Романович»?
Майя протянула руки, потом подбежала к нему, обняла за шею, стала целовать в щеки:
— Аркадий Романович, я всегда помнила о вас и никогда не забывала…
Федор, глядя, что Майя целуется с каким-то русским, стоял и недоумевал.
Майя взяла Эхова за руку и подвела к Федору:
— Мой муж.
Эхов протяну Федору руку:
— Хорошую жену взяли. У нее доброе сердце. Я ее бывший учитель.
Хозяйка разлила чай и пригласила гостей к столу. Майя села между Федоров и Эховым. Аркадий Романович, который был в неведении, за что его Харатаев тогда прогнал, попросил Майю вспомнить и рассказать.
Когда Майя рассказала Аркадий Романович долго хохотал и все переспрашивал:
— Так и сказала попу?.. Нет ни бога, ни черта?..
Майя спросила у Эхова, все ли время он с тех пор живет в Якутске или нет.
Аркадий Романович ответил, что где только ему не приходилось жить после этого — и в Нюрбе, и в Сунтаре, и в Верхоянске, и на Колыме.
— И везде я старался исполнить завет русского поэта Николая Алексеевича Некрасова. Помнишь, Майя, стихотворение «Сеятель»? Ты его наизусть учила. — Эхов встал, протянул руку и стал декламировать.
Аркадий Романович уже кончил читать стихотворение, а в доме все еще стояла тишина. Слышно только было, как на стене тикали потемневшие как сажа часы: тик-так, тик-так…
— Вот я и старался, в меру своих сил, сеять разумное, доброе, вечное. — Эхов по-отцовски обнял Майю за плечи.
Майя пригляделась к Аркадию Романовичу и увидела, что он далеко еще не старик.
— А насчет суда вы не обольщайтесь, — сказал Эхов, узнав, что Майе и Яковлеву велено явиться через три дня. — Ваше дело непременно отложат, повод всегда найдется, а то и так, без повода. Вот увидите.
Иван Семенович был оптимистом и не принял всерьез слова Эхова. Но зато как он был огорчен и огорошен, когда они с Майей пошли в суд и им сказали, что ввиду неявки ответчика судебное заседание откладывается. Иван Семенович пробовал возмущаться, требовал назначить новый срок и без оттяжек.
— Мы вас вызовем повестками. — Судья был невозмутим.
— Когда?
Судья пожал плечами:
— Думаю, что скоро.
Новая повестка пришла в Кидьлдемцы с опозданием на два дня.
— Почему так поздно привезли? — спросила Майя у рассыльного.
— Мне господин судья дал ее только сегодня… Откуда мне знать?.. — ответил рассыльный.
Судья набросился на Майю, когда она пришла к нему: почему она не явилась вовремя, и даже не стал слушать объяснений.
Федор и Майя продолжали жить у Иннокентия, работая у него так же, как и раньше. По деревне пошли слухи, будто какой-то мужчина из Якутска, — имелся в виду Иван Семенович, — Хочет отбить жену у Федора и жениться на ней. Говорили, будто и купец Иннокентий вступил с батрачкой в связь и тоже ждет не дождется, когда умрет его старуха, чтобы жениться на Майе.
Слухи эти распространяла соседка Иннокентия Барыылаах Марфа, женщина легкого поведения, хотя и замужняя. Муж ее, Семен, горький пьяница и картежник, никогда не сидел дома, шатался по деревне в поисках собутыльников. Семен был немного грамотный и мог кое-как объяснятся по-русски.
Майя часто выговаривала Марфе за ее бесшабашную жизнь, и та, видимо, обижалась. И чтобы внушить людям, что она не хуже других, стала чернить Майю.