«Вот теперь и мы с Федором заживем, как люди», — радовалась она.
IV
Из жердей, оставшихся от старой изгороди, Федор соорудил летний хотон. К вечеру вокруг хотона стояла небольшая изгородь. Теперь корову и телку можно было выпускать на ночь из хотона.
На следующий день Федор с утра пораньше пошел в лес, нарубил столбов и жердей для изгороди, сделал волокушу для трехгодовалого бычка, чтобы можно было материал переправить домой.
Новая изгородь получилась на славу ровная, добротная — любо-дорого посмотреть. Во дворе пахло свежей древесиной и смолой.
К новым хозяевам стали приходить люди из Хамагаттинского наслега и других мест посмотреть, кто поселился в яковлевском доме и как теперь он выглядит.
Всех, кто приходил, Майя ласково встречала, приглашала в дом.
По наслегу пошли разговоры о том, какая у Федора приветливая и красивая жена, какая она умница и хозяйка.
Федор привез леса и на месте старой развалюхи поставил зимний хотон. Новый хозяин рано вставал, поздно ложился — приближалась страдная пора, и надо было успеть устроиться на новом месте.
Федорка ездил по Средневилюйскому улусу, останавливался на ночлег у зажиточных людей или у любителей картежной игры. Случалось, что он нападал на простачков и выигрывал у них деньги.
Однажды Федорка заночевал у крестьянина по фамилии Гоголев. Всю ночь ночлежник играл в карты с местным картежником Харлампьевым, но так ничего не выиграл и не проиграл.
— Кто у вас улусным головой? — как будто между прочим спросил Федорка у Харлампьева.
— Да есть тут один старик, — ответил тот, — Харатаев. Его всякий раз выбирают, потому что богат. Говорят, дочь у него то ли повесилась, то ли утопилась из-за неудачного замужества. — Харлампьев стал тасовать карты.
Федорка играл невнимательно, думал о том, как получше и похитрее расспросить о якобы умершей дочери Харатаева.
— Довольно играть, давай выпьем, — сказал Федорка и смешал карты.
Они сложились, купили бутылку водки и выпили. Харлампьев расчувствовался и пригласил Федорку домой. Дома опять появилась бутылка.
— Да, ты не договорил: что случилось с дочерью Харатаева? — заплетающимся языком спросил Федорка. — Каким образом она пропала?
Харлампьев полез к Федорке целоваться.
— Разве ты не знаешь? Об этом все знают. Ах, ты живешь далеко… Почему такие хорошие люди живут так далеко от меня? Ты спрашиваешь о дочери Харатаева?.. В свое время тут у нас только и говорили об этом. Есть такой шаман, как его… Сыгыньях, старик, ясновидец — таких поискать. Это он отгадал, куда девалась девка, — повесилась, потом свалилась в реку — веревка не выдержала. Было тут делов. Девка-то потом в демона оборатилась, в злого духа. По всей округе шлялась — страху было, рассказать невозможно. Ходила-бродила повсюду, пока не обосновалась дома, у своих родителей. Отец с матерью от испуга чуть на тот свет не отправились. Хорошо, нашлись старцы, которые покамланили и прогнали демона. С тех пор стало спокойно.
— Какие старцы?
— Шаман Сыгыньях, удаганка Алысардах и еще кто-то, не помню. Втроем работали!..
Наутро Федорка поблагодарил за хлеб-соль и гостеприимство и заспешил к Сыгыньяху.
Шаман встретил его не очень приветливо, но все же выслушал.
— Очень больной человек, — убеждал Федорка. — Если не покамланить над ним, может умереть.
— Больно далеко ехать, — ответил Сыгыньях, — время проведу и не накошу себе сена.
— Купишь себе сена. Больных у нас тьма-тьмущая: чахотка и простуда всякая — заработаешь себе не только на сено.
Сыгыньях после колебаний согласился ехать в Немцы.
Федорка привез шамана к себе в юрту. Шаман переступил порог и стал глазами искать больного. Навстречу Сыгыньяху вошла улыбающаяся Авдотья — она очень обрадовалась приезду важного гостя, усадила его за стол и стада угощать. Еду она подавала в дорогой серебряной посуде, что удивило шамана: юрта бедная, а посуда — такая бывает только у богачей.
Когда у шамана от водки затуманились глаза, Авдотья села рядом с ним, прикрыв дверь.
— Что у кого болит, тот о том и говорит, — начала она. — Есть тут одна женщина, которая называет себя дочерью Харатаева. Слыхал?
Еще бы Сыгыньях не слышал о дочери Харатаева — Майе. Только зачем эта старая, неопрятная баба о ней вспомнила? Тем более что он приехал к какому-то больному? Опять о дочери Харатаева… Она здесь живет?.. Еще этого не хватало. А знает ли об этом улусный голова Харатаев?.. Не знает? Удивительно… Вдруг еще прослышит, старый дурак… Из-за нее обнищали?.. Обнищал и умер сам Яковлев, улусный голова! Вот это работа!.. Он бы ушам не поверил, если бы глаза не видели: нищенская юрта и дорогая посуда — жалкие остатки от былых сокровищ. Теперь ему ясно, зачем его привезли в такую даль.