— У Николая… Он не отпускал меня.
— Нас, наверно, подожгли. Вокруг дома кто-то ходил, я думала — ты.
— Дверь и окна были завалены крестами.
— Крестами? — удивилась Майя.
На обожженной руке Федора вскочили волдыри. Щемящая боль, казалось, отдавалась в самом сердце.
Федор принес сена, под открытом небом устроил постель, уложил сына и жену. У него из головы не выходили кресты: «Кто их мог принести, зачем?.. Федорка?..»
Когда Майя проснулась, было уже светло. Головная боль прошла, но в груди першило. Подле нее сидел Федор — он всю ночь не спал, ныла обожженная рука.
Увидев, что Майя проснулась, Федор улыбнулся ей, будто ничего не случилось.
— Как думаешь, Майя, кто нас поджег? — спросил Федор.
Он вспомнил о своем разговоре с Николаем, его пьяные намеки на то, что Майя — не человек. Только ли намеки?.. Вспомнил, как он повалил на орон Николая и стал трясти его. На улицу выбежала жена Николая и стала кричать, звать на помощь. Федор хлопнул дверью и ушел… Но почему Николай так странно себя вел?.. Начинал и не договаривал. А потом стал говорить такое, что Федор пришел в бешенство. Не имеет ли все это отношения к пожару?..
Семен и Афанасий вышли из леса. Солнце было уже высоко. Они медленно шли по дороге к пожарищу. Войдя во двор, они остановились, увидя на сене Майю, Федора и Семенчика. Семен от испуга и неожиданности попятился за ворота, а Бороннур с фальшивым сочувствием сказал:
— Что же это делается на свете?.. Дом сгорел… Господи!..
— Что дом сгорел, не такая уже большая беда, — ответил Федор, — Чуть было жену и сына не потерял…
— Как же тебе удалось их спасти?.. — переборов в себе страх, спросил Семен.
— Наверно, бог помог. Меня ведь дома не было… Да вы что стоите у ворот, проходите! Хорошо, что не заночевал у Николая, как будто чувствовал.
Вдали на дороге показался человек, похожий на привидение. Он приложил ко лбу ладонь, защищая от солнца глаза, и посмотрел на пожарище.
Семен узнал Толлора и крикнул:
— Николай, поди сюда!
Услышав, что его зовут, Николай широкими шагами заспешил к Афанасию и Семену.
Майя, стыдясь своей наготы, спряталась за амбар.
Николай подошел и, будто не замечая Федора, сказал:
— Вот мы и развели нашего друга с демоном!..
Семен толкнул Николая в бок. Тот не понял, что это значит.
— Хорошо, Федор успел прибежать… — И, обернувшись к Николаю, Семен сказал: — Чуть-чуть было жена с ребенком не сгорели.
У Толлора лицо вытянулось. Он стоял с открытым ртом, точно ему не хватало воздуха.
Семен снял с себя почти новую рубаху и протянул Федору:
— Дай жене. Что же мы стоим? У людей нет ни одежды, ни пищи. Ну-ка по домам. И тащите сюда что у кого есть.
Когда мужчины ушли, Майя вышла из-за амбара, Федор протянул ей рубаху.
Надев рубаху, Майя спросила:
— Зачем они приходили?
Федор понял, что это они вместе, с Авдотьей подожгли дом, но ничего не сказал Майе.
Вскоре Семен опять пришел, принес с тобой старую сорочку Маланьи, своей жены, фунтов пять муки, чайник. По дороге он последними словами ругал Авдотью, подбившую их на поджог. «Чуть не погубили невинных людей», — с ужасом думал он.
Через некоторое время пришли Николай и Афанасий. Они тоже принесли кое-что из одежды и пищи.
Майя оделась, собрала вокруг дымящего пожарища щепки, разожгла костер. Федор принес воды в чайнике, поставил на огонь. Майя замесила тесто, испекла лепешек, накормила мужа с сыном, сама поела.
Семен, Николай и Афанасий не отходами от них.
— Нам здесь не дадут жить, надо уходить, — сказал Федор, тяжело вздохнув.
Все молчали, словно не расслышав Федора.
Они перебрались в амбар и прожили там четыре дня. Из пожарища все еще шел дым, напоминая Майе о той страшной ночи.
— Ты прав, Федор, — на третий день сказала Майя, — нам надо уходить отсюда.
— Осень на носу, куда же мы пойдем?
— Вернемся к купцу Иннокентию… На будущий год продадим скот и поедем в Бодайбо.
Майю ничто не связывало с этими местами, кроме тяжелых воспоминаний, и ей хотелось поскорее вырваться отсюда.
По сносной цене Федор продал заготовленное за лето сено и, не слушая уговоров Семена, Николая и Афанасия остаться, засобирался с Майей в дорогу.
— Мы поможем вам построить дом. Оставайся, друг! — почти умолял Николай.
Федер даже слушать не хотел.
Авдотья переехала жить в свою старую юрту… Старым грибом поганкой она торчала у порога, глядя подслеповатыми глазами на дорогу, по которой должны уходить Федор и Майя со своей коровой и телкой.