Провожали Федора, Майю и Семенчика Семен, Николай и Афанасий. Утро было прохладное, моросил дождик.
Семен протянул Федору деньги, завернутые в тряпочку, и сказал:
— Это тебе от нас троих…
Увидя протестующий жест Федора, Семен заговорил:
— Это мы с Авдотьей подожгли тебя… По дурости… Прости, если можешь… Майя, Федор!..
Майя и Федор даже не оглянулись.
Семен догнал Федора и сунул ему в карман деньги.
В дверях юрты темным призраком показалась Авдотья. Грозя кривой палкой, она хриплым голосом стала выкрикивать проклятия:
— Пусть дорога, по которой едете, провалится сквозь землю и вы вместе с нею! Пусть вас в лесу съедят волки, а кости ваши сгорят в огне!..
Молчаливый Афанасий поднял сжатые кулаки, затряс ими и пошел на Авдотью.
Старуха юркнула в юрту.
— Будьте счастливы! Пусть во всем у вас будет достаток!.. — крикнул Чэмэт Семен.
Федор оглянулся, помахав им рукой.
Пройдя порядочное расстояние, Федор и Майя опять обернулись. Семен, Николай и Афанасий продолжали стоять, глядя им вслед. А позади их, около юрты, на фоне уходящей темной ночи, стояла черная сгорбленная фигура старухи Авдотьи. Она часто поднимала корявую толстую палку, как будто пытаясь удержать уходящую ночь.
…Так Федор и Майя покидали намскую землю, которая была для них злой мачехой. Перед ними лежала знакомая дорога, длинная и утомительная, как все дороги, ведущие в неизвестность.
Книга вторая
РАССВЕТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
Федор и Майя подошли к рощице. Опавшая листва походила на желтые лоскуты изодранной одежды бедняка. Жухлая трава, взъерошенная ветром, шелестела под ногами.
Багрово алел восход — вот-вот выглянет солнце. Холодный утренний воздух заставлял зябко ежиться, быстрее идти, чтобы согреться. На ветвях берез и тальника прозрачными каплями застыла роса, казалось, деревья плачут.
До предела измученная Майя остановилась, опершись о ствол молодой березки. Березка качнулась, уронив несколько капель росы. Ледяная влага упала на обнаженное плечо Майи — ветхое платье Маланьи плохо прикрывало тело и совсем не грело, — заставила вздрогнуть, прикрыть ладонью худую ключицу.
Из груди женщины вырвался глубокий вздох, похожий на стон.
— Куда мы идем, Федор? — тихо спросила Майя, хотя знала, что идут они в Кильдемцы.
Федор ничего не ответил. Он знал, как тяжело осенью найти работу и пристанище. К зиме спрос на батраков уменьшался.
— К Иннокентию, а там видно будет, — наконец сказал Федор, проведя рукой по обросшим щекам. — Продадим скот, все равно кормить его нечем, а сами опять батрачить. Хомут, думаю, найдется.
В Кильдемцы они добрались к вечеру. Солнце лениво закатывалось за лес, расстилая по земле полумрак.
Иннокентия не было дома. Харитина молча встретила во дворе семейство Федора, скорбным взглядом пригласила всех в дом.
Выбившиеся из сил Федор и Майя с трудом переступили порог, в изнеможении опустились на орон. Им страшно хотелось есть и спать.
Харитина подсела к Майе и, заглядывая ей в глаза, удивленно спросила, что привело их назад.
Майя, держа на руках сонного ребенка, низко склонила голову. Плечи ее затряслись — она рыдала.
Сердобольная старуха не стала приставать с расспросами, видя, что людей этих привела в их дом большая беда. О ней они сами расскажут, когда немного придут в себя. Харитина взяла с рук Майи спящего Семенчика и уложила его на орон. Ребенок даже не пошевелился.
Наконец Федор обрел дар речи и обстоятельно рассказал хозяйке обо всем, что с ними произошло на новом месте.
Харитина, слушая, охала, вздыхала, с состраданием поглядывала на Майю и, когда Федор кончил, сказала:
— Майя, до каких пор ты будешь так страдать и мучиться? У тебя же есть родители. Поезжай-ка ты с мужем и сыном к ним, авось не прогонят. Как бы зол отец ни был, он пожалеет свое кровное дитя, не отвернется от него. Сердце ведь не камень.
Майя и сама так думала. Но что будет с Федором? Господин улусный голова ни за что не согласится принять зятем батрака, причинившего тому так много горя, вытолкает за ворота, заставит дочь развестись с мужем. Нет, это свыше ее сил. Пока жива, она не оставит Федора. После продолжительного молчания Федор спросил:
— А где же хозяин?
— Варвара! — позвала батрачку Харитина. — Вот ветер! Ушла по воду, и нет ее. Гулять убежала. Надо бы самовар поставить.