Одно движение и волосы, цвета вороньего крыла, упали водопадом, окутывая плечи и спину женщины. Мужские губы втянули мочку женского ушка. Длинные пальцы правой руки спустились книзу живота, исследуя аккуратные завитки. С губ женщины сорвался протяжный стон. Если бы не крепкие объятья Гюнтера, она бы расстелилась у его ног. Её тело обуял огонь. Год прошёл как к Хави не прикасался мужчина. И сколько бы она не уговаривала себя, что он враг, тело не слушалось, ему хотелось ласки.
Намотав пышную шевелюру женщины, на кулак, Гюнтер надавил на спину, заставляя прижаться грудью к столу. Коленом развёл ноги в сторону, устраиваясь поудобнее. Твёрдая плоть погрузилась, вызывая вздох наслаждения, тут же почти полностью выходя. Каждый точек сопровождался женским стоном. Он словно нанизывал её на себя, с силой врываясь и удерживая запрокинутую голову, намотанными на кулак волосами.
Как же она ненавидела его, за пламя, выжигающее её изнутри. За крики удовольствия, что не испытывала с мужем. За то, что плавилась в его стальных объятьях. Извивалась как последняя дворовая сука, скулит от каждого толчка. И себя ненавидит за то что зов похоть глушил чувство долга, подменяя его на желание умолять, не останавливаться.
Бросив смолянистые волосы, Гюнтер потянул на себя, аккуратно сжал горло Хави. Женщина едва доставала кончиками пальцев до поверхности стола. Другой рукой перехватил под грудью. Прижимаясь к горячему телу, он врывался короткими толчками, тактически перекрывая доступ кислорода. Голова Хави шла кругом, накрывший оргазм и вовсе лишил дыхания. Изнемождённая она упала на столешницу, как только горячая жидкость, залила внутреннюю часть бёдер.
Дыхание хриплыми толчками вырывалось из груди. Не дав, опомнится, Гюнтер легко перенёс её на кровать. Чтобы продолжить.
Хави проснулась будто от толчка. За окном занимался рассвет. Судя по всему, сейчас было не раньше четырёх утра. Гюнтер спал. Его грудь монотонно подымалась и опускалась. Как же он красив, если бы не враг, возможно, он смогла влюбиться. А может, уже и влюбилась. Ещё там, в амбаре, когда задумчиво он смотрел на пламя керосиновой лампы. Хави раньше не представляла, как одновременно можно желать и ненавидит. А вот же можно. И за это чувство она казнила себя. Враг, мучитель и истребитель её народа. А она готова стелиться у его ног.
Постаравшись прогнать недостойные мысли советской женщины, Хави тихонько выбралась из-под тяжёлой руки мужчины.
Поиск нужных документов, давался нелегко, при отсутствии освещения. В панике бесплодных поисков Хави схватила какие-то записи. Вырвав из обложки книгу, сунула туда. Книгу, лишённую обложки, положила за шкаф. Украденные листы, перемотав вместе с обложкой чёрным платком, выбросила в кусты под окно. В кустах, в предрассветных сумерках, мелькнула болотного цвета форма, и свёрток исчез.
Вздохнув с облегчением, Хави накинув сорочку и бельё, двинулась к выходу. Всего-то нужно добраться к озеру, а дальше её не смогут поймать.
Ещё никому не удавалось в воде догнать Хави. В озере она чувствовала себя словно в родной стихии. Стараясь как можно быстрее выбраться из комнаты, она не заметила изменившегося дыхания спящего. Тихо скрипнула, открываясь, дверь. Сделав первый шаг за порог, женщина облегчённо выдохнула, и тут же её больно втащили в комнату за волосы.
— Куда это ты собралась?
Глаза Гюнтера сверкам ненавистью. Облизнувшись словно бы кот на мушку, он рывком отбросил женщину на середину комнаты. Не удержав равновесия, та упала на паркетный пол, разбивая в кровь колени.
— Я думал ты персик, а оказалась гадькой.– схватив за сорочку, он рывком поднял её на ноги.– Партизанская свинья значит.
Хлёсткая пощёчина обожгла, вновь повалив на пол. С уголка губ женщины побежала струйка крови. Не дождавшись даже писка от Хави, он рассвирепел сильнее. Пока солнце не встало в зените. Грубые руки выбивали правду из нежного тела. Ему доставляло удовольствие самому пытать партизанки. Пропавшие бумаги оказались отчётом того самого помощника, из амбара. В них было всё, что они узнали от совецких предателей.
Продавшихся кто за деньги и провиант, а кто за обещание капли власти при правлении арийской расы. Списки предателей, не ограничивались только их селом, в них были и другие близ лежащие хутора и городки. А также с отчётом пропало письмо с дальнейшими распоряжениями для оккупантов.
Сколько бы ни бил и сулил блага, девушка молчала. От неё зависела не только жизнь партизан, но и её детей. Их гибель она не простила бы себе ни за что, даже на том свете. Устав от молчания и тихих слёз Хави, Гюнтер решил всё закончить. Полуживую девушку выволокли на двор усадьбы. Во дворе стояли солдаты и девушки пришедшие вмести с Хави.
— Так будет с каждой совецкой свиньёй.– громко возвестил на русском Гюнтер.
Приблизившись к девушке, он жестом приказал отпустить её. Лишившись опоры чужих рук, женщина пошатнулась, но устояла. Разбитые в кровь губы растянулись в болезненную улыбку.
— Как жаль, что какая-то еврейско-совецкая свинья так и не сломалась под каблуком великой расы.– чистая арийская речь лилась из уст довоенной учительницы иностранного языка.– Нас таких целая страна. Попробуй сломать каждого.
Взбешённый её словами, Войт ударил наотмашь. Массивная печатка с внешней стороны ладони ударом рассекла тонкую кожу над бровью. Чудом устояв, Хави залилась истерическим хохотом. Она будто не замечала боли и струйки крови, бегущей по лицу. Окружающие их немецкие солдаты в страхе попятились назад на пару шагов. По строю побежал тихий шепоток. Хави слышала, как её назвали русской ведьмой. Это несказанно грело душу. Ведь она считала себя не только еврейкой, но и русской. Когда она отсмеялась, Гюнтер нагнулся к самому её уху и прошептал.
— Хочешь, беги, если сможешь. Нет, тогда молись еврейка, ибо в вере и раскаянии, спасение.
Она не побежала. Советские люди не отступают трусливо перед лицом врага. С губ девушки сорвался плевок. Кровь в перемешку со слюной лкрлпила благородное лецо клмандующего. Брезгливо утёршись белым платочком, немецкий офицер не поворачиваясь к ней спиной, сделал пару шагов назад.
В последний раз Хави обвела взглядом родную природу, мысленно прощаясь с миром и детьми. Вдохнула сладкий аромат утра, что осел росою на траву. Наслаждаясь запахом идущим от озера и прелой листвы леса. Слушая заливистый щебет птиц, что приветствовали новый день. А потом посмотрела в ледяные глаза мучителя.
Перед её взором стоял вовсе не оккупант, а темноволосый мужчина, чьё имя она давно не помнила, будто бы было оно из прошлой жизни.
Щёлкнул флажок предохранителя, и дула Вальтера Р38 взглянуло в душу партизанки. Оглушительный выстрел. Тело окутала лёгкость, сознание затопил свет.
Глава 6
Мара
— Нет!– крик раздёр гортань. Руки скрестились перед лицом в попытке укрыться от выстрела.
Я стояла на коленях. Слёзы сбегая по шикам и капали на грудь, срываясь с подбородка. Чувствовала всё то же что и они. Страх, любовь, надежда, боль от предательства, сумасшествие, отчаяние и холодящий ужас перед концом. Чувствовала как смерть забирала всё тепло, превращая его в ничто. Каждый раз перед смертью моя душа вспоминала слова Доминика. Это было как озарение. Только жаль,это происходило слишком поздно чтобы изменить что–либо.
Обхватив себя за плечи, согнулась пополам. Уткнувшись головой в туман у колен. Слезами и рыданиями я выгоняла из себя всю ту боль, которой он награждал меня. Сколько её могло поместиться в одной душе?