Сердце бешено колотилось, в ушах стояло тяжёлое дыхание и биение крови в висках. Сквозь шум пробивалось лишь беснование Виктора, борющегося с заклинившей дверь. Запретив себе оборачиваться неслась во весь опор, удаляясь от машины. После всех приключений бег давался тяжело. Дыхание сбилось как у загнанной лошади, ноги подгибались. Бежать приходилось то в горку, то вниз. Страх и адреналин гнал без остановки. Под ногами всё чаше попадались булыжники и осколки скальной породы.
Сама не заметила, как выбежала к скоплению мшистых валунов. Кустарников и низко растущих деревьев больше не было. Вокруг стояли высокие лиственные и хвойные исполины. Остановилась, упёрлась раками в согнутые колени. Прислушавшись. Шум леса и его обитателей. Больше никаких посторонних звуков, по типу погони. Только моё хриплое дыхание.
Место, в которое я попала, дышало покоем и умиротворением. В душе поселилась надежда, что Виктор долго не мог выбраться из разбитого авто. А ещё лучше просто потерял меня.
Тяжело вздохнув, набрала полную грудь лесного воздуха и с облегчением привалилась плечом к дереву. Вот сейчас немного передохну и постараюсь найти укрытие. Потому как сомневаюсь, что он оставит меня в покое.
За спиной хрустнула ветка. Когда обернулась, в глазах потемнело от боли. Удар был невероятной силы. Меня отбросило к другому дереву. Голова хорошо приложилась о его ствол. Вокруг заплясали искорки, а из лёгких выбило воздух. Больше не было слышно пение птиц и шелеста голых ветвей на весеннем ветерке. В голове зашумел прибой удушливого пляжа.
Глава 10
Мара
Мир перед глазами плыл. Когда удалось сосредоточить взгляд, первым увидела лицо нависающего надо мной Виктора. Его искажённые злобой черты. Он прижимал меня к влажной от росы земле. Навалившись всем телом, так что сделать вдох тяжело. Широкая ладонь осторожно поглаживала место удара. Его действие не вязалось с внешним видом маньяка.
— Мой маленький Персик. Сколько тебе нужно попыток, чтобы понять от меня не уйти.– голос звучал успокаивающе.
Говорил будто с шаловливым, но любимым ребёнком. Пальцами гладили каждую чёрточку лица. Осторожно касался разбитых и пересохших губ, царапин, оставленных кустарником, и следов своей извращённой любви. Мои саднящие губы дрожали, как и всё тело. Так тяжело, пропали силы даже пошевелиться, не то что сбросить с себя Виктора. Осталось только наблюдать, как ярость в глазах затухает, её место заменяет нечто другое. То, что руководило им в каждом из воплощений. Этим взглядом на Марину смотрел Доминик в день казни.
— Ты была плохой девочкой.– прошептал он хрипло в самое ухо. Голос наполнился патокой, от приторности которой тошнило.– А плохих девочек наказывают.– губы коснулись мочки уха, и глупое тело отреагировало табуном мурашек.– Всегда мечтал это сделать.
Человеческие клыки впились в нежную плоть мочки, прикусывая до крови. Из горла вырвался крик боли. В отчаянии забилась под его телом, но мужчина сильней навалился, лишая остатков воздуха. Жёсткая рука накрыла рот и нос, прерывая крик. Он, посасывая ухо, с наслаждением втягивая каждую каплю крови, а я холодела от ужаса. Лёгкие жгло от недостатка кислорода, голова вновь пошла кругом. Меня трясла крупная дрожь. Чуть ослабив ладонь на лице, опустился ниже, к шее. Язык прошёлся от уха до впадины ключицы. Судорожно втягивая воздух сквозь его разомкнутые пальцы, попыталась сбросить с лица чужую ладонь.
— Вкус, как у спелого персика и кожа, такая же бархатистая, сочная.– бормоча, он потёрся носом о ключицу.
Новая боль обожгла шею. Тёплая струйка крови побежала вниз. Мурлыча, как большой кот, он кусал вновь и вновь, куда только мог достать. Где-то до крови, где-то просто оставляя отпечатки зубов. Виктор наслаждался моей болью, каждым вскриком и стоном. Попытки освободится или вырвать руки, придавленные нашими телами, лишь раззадоривали мучителя. Постепенно сил становилось всё меньше, в какой-то момент они и вовсе иссякли. Осталось оцепенение.
— Мой Персик. Моя сладкая, маленькая Мари.– шептали его губы каждый раз, перед тем как впиться в плоть.
Тело обессилело, на разум опустилась апатия. Всё, что делал Виктор, уже воспринималось будто со стороны.
В какой-то момент я оказалась лежащей лицом к лицу с собой. Взирала словно зритель.
Измученное, побледневшее лицо в потёках крови, грязи и слёз. Медленно стекленеющие глаза с застывшей влагой. Безвольно лежащие на траве отпущенные руки. Бледная кожа оголённой груди, выглядывающая из разодранной ткани одежды. Потрескавшиеся губы с засохшей кровью, медленно и беззвучно шевелящиеся, то ли в молитве, то ли в просьбе. Единственное, что нас соединяло, затухающая серебряная нить.
Очередная жертва маньяка умирала. Моя душа вновь переживала свою смерть. Не было больше сил бороться. Что же стало с желанием жить. Всего час назад цеплялась. А теперь покорно лежала под давящими объятьями и позволяла терзать своё тело. Чувствуя, как горячий язык слизывает кровь с груди. Как мужские губы целуют остывающую кожу. Как руки гладят безвольное тело.
От всего этого душу замутило. Я не хочу умирать! Хочу жить! Видеть, как мой сын растёт, и бесконечно его любить. Познакомится с котёнком. По вечерам пить с мамой на кухне чай с венскими вафлями. Выслушивать нравоучения братьев. На выходных встречаться с подругой за бокалом вина. Готова терпеть коллег, рутинные будни в офисе и вечно ворчащего, но доброго босса. Да я даже готова с бабкой из соседнего подъезда подружится и найти компромисс мужем. Только бы жить.
С каждой вяло шевелящейся в голове мыслью я становилась всё злей. Какое он имел право отбирать это у меня. Раз за разом обрывая, уничтожая всё, что дорого. Уничтожать, растаптывать, будто я рождаюсь только для его потехи, безропотная дура, принимающая как благо всё, что он делает. В груди полыхнуло жаром и меня втянуло обратно в тело. Боль окутала всё существо, от кончиков ногтей на ногах, до пружинок запутанных кудрей. Но больше всего разрывало грудь. Спину больно кололи острые камушки, а голые ладони травинки. Над головой шумел весенний лес. Сквозь голые ветви мелькало ещё холодное солнце.
С омерзением почувствовала горячий язык слизующий очередную каплю крови. В своём безумии он не обращал внимания более ни на что. Его лихорадочно трясущиеся руки уже нащупали завязки моих спортивных брюк, борясь с узлами.
Руки сами стала шарить по траве. Под правую ладонь попался камень. Небольшой, с неотёсанными гранями. Одна из сторон покрывал бархатистый мох, немного скользкий и холодный на ощупь. Пальцы сами сомкнулись, обнимая один из краёв.
Камень пришёлся по затылку Виктора, с глухим чавканьем. Взревев он отстранился. Не давая опомнится, с остатками сил в теле, оттолкнула от себя ногами. С ужасом, наблюдая, как тот полностью выпрямившись, стал оступаться назад, не удержавшись, заваливается на спину. Ствол обломанного деревца, застрявшего между двумя валунами, вошёл в тело Виктора как горячий нож в масло, с отвратительным чавканьем, чуть пониже солнечного сплетения.
Приподнявшись, видела, как в первые секунды произошедшего Виктор дёрнулся в мою сторону. Когда не получилось сдвинуться с места, опустил глаза. С непониманием посмотрел на торчащий из тела конец древесины. Подняв руку коснулся острого края. Поднёс окровавленные пальцы к лицу, будто так к нему легче могла дойти суть произошедшего.