Кровь на клятвах
Вступление. «В богатейшем государстве Невервилль ушёл в мир иной великий король Эстороссо, прозванный Мудрейшим. Правитель долгое время удерживал своё государство от внешнеполитических конфликтов, обогащая страну. Однако его сын, следующий король Зельман, прозванный позже Златогривым, свёл на нет все достижения своего отца. Он отказался от продления мирного договора, заключённого его отцом с более сильной и могущественной страной Игъвар, занимающей большую часть всего юга континента. Новый правитель посчитал экономически невыгодным перемирие между двумя сверхдержавами, заключённым на условиях южного государства. Таким образом, Зельман Златогривый развязал войну, первую войну с Югом за последние пятьдесят лет. В 1092 году началось активное вторжение войск южан на территорию Невервилля. Однако Зельман дал достойный отпор, хоть и потерял множество воинов. Итак, война началась. Моря крови с обеих сторон. Страх и переживания. Торговый крах. Понимая, что так дальше продолжаться не может и что рано или поздно одна из сторон падёт из-за экономического кризиса, правители Невервилля и Игъвара в 1101 году подписали соглашение, обязывающее отозвать свои войска. Соглашение имело ряд пунктов, уступающих северянам, вследствие чего в народе было принято полагать, что первая война была за Зельманом, то есть - за Невервиллем, что являлось первой победой над южанами за три столетия. За время действия акта перемирия Златогривый прошёл с ослабленной армией по более маленьким северным княжествам, захватив их без особых потерь, тем самым укрепив экономическое состояние Невервилля. Однако перемирие долго не продлилось. Весной 1105 года война продолжилась, но уже гораздо ожесточеннее...» - отрывок из летописи хрониста Иоана Вальтера. I. - Вставай уже, Адияль! Уже полдня светлого лежишь! Как службу оставил, совсем размяк... Даже порядок в своей комнате не можешь навести! Я тебе не нанималась домработницей, чтобы каждое утро, а точнее, каждый вечер поправлять твою постель и готовить завтрак...то есть, ужин, чтоб в моей халупе вдруг труп не обнаружился... - проворчала женщина лет тридцати в фартуке и длинном желтом платье. Лицо ее было смуглым, но приятным, а глаза - большими с зеленовато-серым отливом. - Опять Фалько за своё... - пробормотал мужчина, лежащий набекрень, в помятой после тяжёлого сна кровати. У него были светлые, почти пепельные длинные волосы и густая щетина, большие синие круги под глазами. - Если вдруг сегодня решишься выйти из затворничества... Эх...В общем, ключи, как всегда, подвешены на крючок, - продолжила женщина, понимая маловероятность такого исхода. Стоял солнечный и тёплый день. В деревне, как обычно, было спокойно. Лишь изредка напившийся Гордель, местный защитник прав угнетенных и по совместительству деревенский полицейский, учинял дебош. Но, по всей видимости, сегодня он решил проспаться. Деревушка была небольшая. Всего около пятнадцати домов, таверна и ратуша. Все строения были бревенчатые и старые. На большаке, проходившем через центральную улицу, всегда проезжали торговцы, травники, военные, бандиты и некоторые другие отбросы общества. Но больше чем на ночь никто не останавливался. - Как мне охота что-нибудь выпить... А лучше бы хорошенько нахлебаться... Потом было бы здорово навестить... - недоговорив, пробормотал себе под нос Адияль. - На импровизированный завтрак от госпожи Фалько, видимо, подана яичница, как обычно. Адияль по армейской привычке натянул портки и нацепил рубашку вместе с кольчужной накидкой. Потом взял меч с золоченой рукоятью и кинжал, внёс их в ножны, повязанные на поясе из медвежьей кожи. Взял ключи, подвешенные на небольшой еле заметный крючок, торчащий из конца крыши, доступный изнутри хаты, так как одна дощечка у потолка уже давно выпала. Дом в целом назвать новым было невозможно. Крыша уже начала гнить, дощатые стенки выглядели неважно, а внутренности были бедны мебелью и не отличались уютом. Вся немногочисленная посуда была покрыта пылью. Кроме той, из которой ел сам Адияль. Книжный шкаф - единственная мебель в доме, которая не выглядела пусто. На маленьком столике возле постели Адияля лежала книга, на истрепавшейся обложке которой было написано «Дни мучительны». - Здоров, служивый! Давненько ты не выходил. Выглядишь ты тоже дурно... - крикнул Адиялю старик с седой бородой, доходящей до живота, одетый в старую и грязную рубаху. - И тебя приветствую, Бельдек. Да, давненько... - ответил он, демонстрируя нежелание говорить. - Что же тебя заставило выбраться в свет? Говорят, ты затворником решил статься. Я, конечно, этим сплетням верить не хотел, но ты, если меня память не дурит, уже больше месяца не выбирался... Но я рад, что это всё-таки сплетни были. Кстати, Фалько последнее время вообще не разговаривает с деревенскими, только со своей этой Жанн день напролёт ляс точит да с бабками беседу иногда ведёт. Правда на сколько я могу судить, про тебя вовсе ничего не говорит... Хотя, думается мне, стоило, чтоб слухи-то немного развеять. - Да... Но ты бывай, - оборвал беседу Адияль, быстро уходя от старика. - И тебе не хворать! - попрощался Бельдек. II. - О, какие люди! Сам Адияль Леонель из рода Золотых львов! Как я соскучился уж по старому приятелю! Вовсе тебя не было нигде видно, да слухи изредка плохие ходили про твоё затворничество, - встретил Адияля его старый приятель трактирщик, когда он только вошёл в таверну. - Пожалуй, ты единственный человек, которого и мне приятно встретить! Здравствуй, Бергенден! Налей-ка мне две кружки пива, и мы здорово побеседуем, - с широкой улыбкой поздоровался Адияль, присаживаясь на высокий стул возле барной стойки. Таверна была пустовата. Лишь на крайних столах сидели четыре мужика, по виду военных, и распивали пиво. По их внешнему виду и говору можно сразу было понять, что те изрядно успели выпить. Сама пивная выглядела уютно: везде ярко пылали факела, висели гербы с двуглавым львом, сооружение было из приятного глазу обтёсанного дерева. - Давай рассказывай. Что же ты делал столько времени, запершись в своей халупе? - прервал затяжное молчание Бергенден. - Ну, я большую часть времени спал, а другую - читал, - ответил Леонель. - Скверно... В твои-то юные годы податься в затворники... Сколько ж тебе? - с неким сожалением произнес трактирщик. - Что-то около двадцати вёсен, - сухо ответил Адияль. - Скверно... Что ж ты так? Не говори только, что из-за смерти Зендея и Дебелдона. Жаль их, конечно, но... Ты же знаешь, на войне гибнут многие. Даже родные и друзья. Не стоит из-за этого жизнь нормальную прекращать! Слышишь? - Не прими за грубость, но заткнулся бы ты... В чем по-твоему я должен видеть смысл своей дальнейшей жизни? На поле боя я потерял родных, любовь всей моей жизни меня отвергла, лучшего друга я не уберег... Ты же должен понимать! Эти выродки монархические, эти ублюдки коронованные возомнили себя владыками жизней. Развязывают свои баталии ради своих золотых дворцов, ради своей власти! Да чтоб небо свалилось на Зельмана... - чуть не со слезами на глазах выговорился Леонель, сжимая кружку в руках так сильно, что, казалось, она вот-вот разобьется на мельчайшие осколки. - Всегда так было, Адияль. Не пойми неверно... Понимаешь, войны всегда начинали короли, а заканчивали обычные люди. Мой прадед, его прадед, прадед того прадеда - все они, я уверен, застали войны, видели, как и мы, горы трупов, и, конечно, эти войны всегда начинал какой-нибудь коронованный Зельман. И ни одна война не обошлась без потерь... Кому-то везло больше, кому-то меньше, кому-то вовсе приходилось туго... Понимаешь, судьба - это вещь непредсказуемая, неподвластная. Кому-то она предначертана в мучениях, кому-то в счастье. Но не прекращать ведь нормальную жизнь, ежели тебе не повезло. Ведь если так, то рано или поздно наш род человеческий вымрет. - Возможно... Возможно ты и... - Э, пивной, налей-ка ещё восемь кружек, - еле держась на ногах, рыгая через каждое слово, проговорил незаметно подошедший мужик в военном обмундировании. - Да поживей! Закуски не забудь! Знай...кого обслуживаешь! - Простите, господин, не удумайте, что я невежественный, но вы уже много выпили. Я бы и не был против, если б вы заплатили хоть за то, что уже напили... - Чего ты там рявкнул, псина? Резко те трое, что сидели рядом с бушующим солдатом, встали и направились к трактирщику. Адияль предчувствовал назревающий конфликт и потянулся к золоченой рукояти меча, висевшего у него на поясе рядом с кинжалом. - Это ты, мужик, зря... Гони выручку и бочонок пива или мы тебя четвертуем! Видишь значок? Слушайся! - солдат, только что подошедший к заварушке, приподнял прикрывающий золотой крест плащ и указал на него пальцем. - А теперь слушай меня, - вдруг встал Адияль. - Если ты сейчас же не свалишь вместе со своей гнилой компанией, то мне ничего не останется, как выгнать вас самостоятельно! - Насмешил, блоха, сгинь с дороги! - он небрежно и грубо оттолкнул Адияля. Мужчина готовился нанести удар, но вдруг скрутился от боли и упал на стол, свернувшись в клубок: Леонель нанёс сокрушительный удар кулаком в солнечное сплетение. Остальные разом вынули свои клинки и по очереди начали замахиваться на Адияля. Первый, лысый и прыщавый, был моментально обездвижен ударом ногой по коленному суставу. Атака следующего была отражена накрест выставленном против его клинка лезвием меча Леонеля. Атака со стороны Адияля - оружие з