Реппин зарычала и разразилась бранью. Бросив палку, она думала только о том, чтобы освободиться. Она была небольшой и худощавой, а у меня в зубах был отличный кусок жилистого мяса и вялых мускулов ее руки. Я еще сильнее сжала челюсти. Она завопила:
- Уберите ее от меня! Уберите ее от меня!
Она уперлась ладонью мне в лоб и попыталась оттолкнуть. Я позволила это сделать, и она завопила, ощутив, что тем самым помогает мне оторвать мясо от ее костей. Она ударила меня, но слабо. Я только крепче вонзилась в нее зубами. Она повалилась на землю вместе со мной, вцепившейся ей в руку.
Осторожно! - предупредил меня Волк-Отец. - Обернись!
Но я была щенком и, не замечая опасности, видела только обессилевшего врага передо мной. И тогда Двалия ударила так сильно, что мой рот открылся. Это разделило нас с Реппин, и я упала на влажную землю. Лишенная воздуха, я смогла лишь вяло откатиться вместо того, чтобы вскочить на ноги и убежать. Раз за разом она обрушивала на меня удары. Мой живот, моя спина. Я увидела, как ее обутая в ботинок нога приближается к моему лицу.
Когда я очнулась, было темно и холодно. Они развели костер, но его свет едва касался меня. Я лежала на боку спиной к огню со связанными руками и ногами. Мой рот был соленым от крови, свежей и запекшейся. Я обмочилась, и ткань штанов была холодной. Я подумала, били ли они меня так сильно, что я описалась, или я настолько испугалась. Я не могла вспомнить. Я очнулась от слез или, может быть, я осознала, что плачу, после того, как очнулась. Все болело. Лицо опухло с той стороны, куда Реппин ударила меня палкой. Должно быть, оно кровоточило, потому что опавшие листья прилипли к коже. Спина болела, и ребра сдерживали болезненные вздохи.
Ты можешь пошевелить пальцами рук? Ты можешь чувствовать пальцы на ногах?
Я могла.
Твой живот болит, словно он поранен, или он болит, будто разбит изнутри?
Я не знаю. Мне еще никогда не было так больно. - Я глубоко вдохнула, и боль вырвалась наружу со всхлипом.
Шш, ни звука, иначе они узнают, что ты очнулась. Ты можешь поднести руки к лицу?
Они связали мне ступни, запястья тоже были связаны передо мной. Я поднесла их к лицу. Они были связаны полосками ткани, оторванными от моей рубашки. Еще и поэтому мне было так холодно. Хоть весна и посещала эти места днем, зима возвращала себе лес по ночам.
Разжуй веревки и освободи руки.
Я не могу. - Мои губы были разбиты и окровавлены. Я чувствовала, как зубы болят и шатаются в деснах.
Ты можешь. Потому что ты должна. Разжуй веревки, освободи руки, развяжи ноги, и мы уходим. Я покажу тебе, куда идти. Один из наших родственников находится недалеко отсюда. Если я смогу разбудить его, он защитит тебя. Если нет, то я научу тебя, как охотиться. Было время, когда мы с твоим отцом жили в этих горах. Возможно, логово, которое он построил для нас, еще цело. Мы пойдем туда.
Я не знала, что мы в горах! Ты жил в горах с моим отцом?
Да. Я уже был здесь. Хватит. Начинай жевать.
Было больно сгибать шею, чтобы дотянуться до перевязанных рук. Было больно с силой прижимать зубы к ткани, чтобы разорвать ее. Она была отличной рубашкой в то утро, когда я надела ее, чтобы идти на занятия с писарем Лантом. Одна из служанок, Коушен, помогала мне одеваться. Она выбрала эту бледно-желтую блузку и поверх нее натянула на меня зеленую тунику. Цвета моего дома, неожиданно осознала я. Она одела меня в цвета Ивового Леса, даже несмотря на то, что туника была велика мне и свисала, как платье, почти до самых колен. В тот день я носила леггинсы, а не ватные штаны, которые потом дали мне мои захватчики. Влажные штаны. Еще один всхлип нарастал во мне. Прежде чем я смогла сдержать его, он превратился в звук.
- …очнулась? - спросил кто-то у огня.
Алария, - подумала я.
- Оставь ее! - резко скомандовала Двалия.
- Но мой брат ранен! Я чувствую его боль! - тихим несчастным голосом сказал Винделиар.
- Твой брат! - слова Двалии сочились ядом. - От такого бесполого увальня как ты можно было ожидать, что он не сумеет отличить Нежданного Сына от какого-то бастарда одного из Белых. Все потраченные деньги, все мои погибшие лурики…, и вот эта девчонка – все, что мы можем показать взамен. Глупая и невежественная, как и ты. Ты думаешь, что она мальчишка, а она сама не знает, кем является. Она даже писать не умеет и никакого значения не придает своим снам, - странное злорадное ликование зазвучало в ее голосе: - Но я-то знаю, что она особенная, - затем мимолетное удовольствие рассеялось, и его сменило ехидство: - Можете сомневаться во мне, меня это не волнует. Но лучше бы вам надеяться, что в ней есть нечто особенное, потому что она - единственная монета, которой мы можем купить себе обратный путь к расположению Четверых! - понизив голос, она добавила: - Как же Коултри будет торжествовать над моим поражением. И старая сука Капра использует это как оправдание всему, что захочет натворить.
Алария заговорила очень мягко:
- Так если она все, что у нас есть, может, нам стоит доставить ее в хорошем состоянии?
- Может, если бы вы поймали ее, вместо того, чтобы кататься по земле с нытьем и стонами, то ничего этого не случилось бы!
- Вы слышите это? - отчаянный шепот Реппин: – Вы слышали это? Кто-то только что смеялся. И сейчас … вы слышите, как играют эти трубы?
- Ты тронулась умом, и все из-за того, что маленькая девчонка укусила тебя! Держи свои глупые слова при себе.
- Я вижу свою кость! Моя рука вся опухла. Боль пульсирует во мне, как барабанный бой!
Повисла пауза, и я услышала, как трещит костер.
Сохраняй спокойствие, - предупредил Волк-Отец. - Познавай все, что можешь, внимательно слушая. - Затем, с оттенком гордости: - Смотри, даже своими несчастными коровьими зубами ты научила ее бояться тебя. Даже старая сука теперь будет более осторожной. Но тебе надо углубить это чувство. Только эти три мысли должны быть в твоей голове: «Я сбегу. Я заставлю их бояться меня. И если у меня появится шанс, я убью их».
Но они уже избили меня за одну только попытку побега! Что они сделают, если я убью одного из них?
Они будут избивать тебя снова и снова, пока ты не сбежишь. Но ты слышала, ты представляешь для них ценность. Так что они, возможно, не убьют тебя.
Возможно? - меня охватил ужас. - Я хочу жить. Даже если я буду жить их пленницей, я хочу жить.
Тебе кажется, что это правда, но уверяю тебя, это не так. Смерть лучше, чем некоторые из видов пленения, что они замышляют для тебя. Я был пленником, игрушкой бессердечного человека. Я заставил их бояться меня. Именно поэтому они попытались убить меня. Именно поэтому твоему отцу удалось купить мою свободу.
Я не знаю эту историю.
Она темна и печальна.
Мысль быстра. Так много всего мы обсудили во время короткого затишья в разговоре бледного народа. Вдруг из темноты раздался крик. Это ужаснуло меня, и я заставила себя грызть путы быстрее. Не очень-то заметно было, что дело продвигается. Вновь послышался искаженный голос, и я узнала калсидийский. Это, скорее всего, Керф, калсидийский наемник, которого Винделиар колдовством заставил служить Двалии. Он все еще не в своем уме после путешествия через колонну? Я подумала о том, распухла ли его рука после моего укуса. Как можно тише я передвигала свое тело, пока мне не удалось вглядеться в темноту. Керф указывал вверх, на одну из древних колонн, стоявших по краю площадки. Я услышала вопль Реппин:
- Видите? Видите? Я не сумасшедшая! Керф тоже ее видит! Бледный призрак сидит на этой колонне. Вы должны ее видеть! Разве она не Белая? Но так странно одета, и поет насмешливую песню.