Когда я уже был готов отправиться в пьяный угар, я подошел к первой приличного вида девушке и начал флиртовал с ней, пока мы не направились к одной из комнат. Прошло совсем немного времени, после того как дверь захлопнулась за нами, и наша одежда оказалась на полу, и я уже толкался в нее. Изголовье кровати впечатывалось в стену, когда я пригвоздил ее руки по сторонам от ее головы, и она закричала, не мое имя, конечно, мы не успели зайти так далеко. Ее голова была откинута назад, шея прогнулась дугой, и по ней стекал пот. Когда я смотрел на нее, вколачиваясь в нее бедрами, все о чем я мог думать, как могу сделать с ней все что угодно сейчас. На секунду это ощущалось правильно. Я не чувствовал себя беспомощным или разбитым. Контролируемый тем, что происходило вокруг меня и моим прошлым. Я чувствовал опьянение и находился под кайфом от девушки подо мной, которая готова была дать все, чего бы мне не захотелось. На мгновения у меня все было под контролем. Не было этого внутреннего шума, напоминающего мне обо всех ужасах моего прошлого. Я все еще чувствовал это внутри. Я закончил с девушкой и та целостность, что была, исчезла. Девчонка перевернулась на бок и через мгновение вырубилась. Контроль над ситуацией начал исчезать, и снова я почувствовал себя беспомощным ребенком, который снова облажался.
Я выбрался из кровати, оделся и оставил эту девушку, надеясь, что наши пути никогда не пересекутся. Когда я вышел из комнаты, контроль снова мимолетно поднялся, но как только шагнул в гостиную, его снова как не бывало. Он, мой контроль, оставив меня убежал от всего этого снова.
Вайлет
После того, как оставила Люка на танцполе, я поспешила в заднюю часть дома, стараясь не бежать, но и идти медленно не получалось. Парень, с которым я работала до того, как ушла к Люку, поймал меня за руку, когда я пересекала кухню.
— Эй, куда спешишь? — спросил он меня, беря пиво со стойки. — Я думал, мы собирались поговорить.
— Мы поговорим, но сначала, мне нужно кое-о-чем позаботиться.
Прежде чем он смог ответить, я выдернула руку из его хватки и оставила его позади с отвисшей челюстью. Я распахнула заднюю дверь и увидела маленькое озеро в небольшом отдалении от заднего двора. Там была пристань, куда я и направилась, проталкиваясь сквозь толпу, пока звуки и свет вечеринки исчезали быстрее, чем дальше я уходила. Чем ближе я подходила к воде, тем сильнее ускоряла шаг, боль в лодыжке разрывала мышцы.
Когда мои босые ноги коснулись деревянной пристани, я побежала, так быстро как могла, к краю. Мое сердце громыхало в груди, кровь бешено пульсировала. Она хотела избежать адреналинового выброса, но я, вбирала его, наслаждалась им, когда адреналин лился сквозь меня как жидкий огонь, сжигая все чувства: необходимость, желание, то, как Люк прикасался ко мне, и как я позволяла ему это. Он не просто лапал меня. То, что происходило внутри меня было очень реальным. Слишком настоящим. Настолько реальным, что я даже на мгновение позволила себе подумать о том, чтобы пойти в комнату с ним и позволить ему делать со мной все что угодно, потому что я тоже хотела его.
Достигнув края пристани, я собрала каждую частичку энергии еще оставшейся во мне и прыгнула, выпуская весь кислород из легких, пока там совсем не осталось воздуха. Не осталось ничего. Через секунду, я погрузилась в воду, и холодная вода окружила мое тело, намочила платье, кожу, волосы. Это все тянуло меня вниз, и я не сопротивлялась. Я охотно позволила овладеть мной.
Я помнила тот момент, когда, в конце концов, осознала, что мои родители не вернутся обратно. Что они были мертвы, и кровь, которую я видела покрывавшей их тела, не была в моем воображении. Картинки того, как они лежали на полу, их тела неподвижны, и глаза открыты, не были лишь картинками, которые я выдумала. Это было реально. Реальность того, что я осталась одна, только начала просачиваться, и даже мне шестилетней, было понятно, что ничего уже не будет таким как прежде.
Я никогда не буду прежней. Было тяжело чувствовать это, грубую правду, что у меня больше нет родителей. Было много боли. Как будто бритва резала внутренности на куски. Иглы вонзались в вены. Дыра быстро росла в моем сердце. Я чувствовала это — я чувствовала все. Я иногда просыпалась по ночам, царапая кожу, пытаясь выковырять чувства из себя, но все, что я смогла — это лишь оставить порезы и царапины. Первая пара, что взяли меня, думали, что я сумасшедшая. Я как-то слышала, как они обсуждали это, они беспокоились, что я могу навредить им или себе, и почему бы им так не думать, после всего того, что мне довелось увидеть. Смерть. Жестокость. Убийство.
Самая нездоровая часть жизни была заклеймена в моей голове, и это означало, что я была так же нездорова. Это сбивало с толку, и я действительно начала верить, что могу превратиться в чудовище. Между мыслью о том, что я могу навредить кому-нибудь и непрекращающейся болью внутри, я решила прекратить чувствовать в принципе.
Отключить. Перекрыть доступ. Самопроизвольное онемение.
Было сложно сначала, особенно ночью, когда мой разум, казалось, настаивал на том, чтобы вспомнить все. Но однажды ночью меня разбудил кошмар, я запаниковала и в
голове была путаница, мне показалось, что проснулась в своем старом доме. Я выбежала из комнаты, перепутала, где начиналась лестница и в итоге споткнулась. У меня практически случился сердечный приступ, когда я падала с лестницы, и ковер сдирал кожу со спины и с ног, вся жизнь пронеслась перед моими глазами. Когда я, наконец, оказалась на полу, смотря в потолок, и чувствуя, как адреналин пульсировал в моей крови.
Вся боль и страх, что я ощущала после приснившегося сна, были вытеснены приливом
энергии. На секунду больше не было ни бритв, ни игл, ни дыры в сердце. Мое тело и
разум были едины. Это был первый момент спокойствия, которое я почувствовала за
долгое время, и это было тихо и мучительно красиво.
В дальнейшем, это вошло в привычку. Я просыпалась в панике и, выбежав из комнаты, падала с лестницы. Я делала это специально, хотя знала, что это — полное безумие, но так я чувствовала себя лучше. Приемные родители спали крепко и поначалу не замечали, но периодически я случайно будила их. В первый раз мне поверили, что я была сонной и запуталась, но на шестой или седьмой раз, они начали подозревать, что что-то не так и начали задавать вопросы. И я сказала правду, надеясь, что они поймут. Опекуны посмотрели на меня со страхом в глазах, и через две недели меня переселили в новый дом. После этого, я перестала говорить правду и нашла другие способы вызвать скачок адреналина. Перебегала дорогу прямо перед машинами, стояла на крышах зданий,
погружалась в воду до тех пор, пока мои легкие не начинали гореть. Я знала, что то, что делала, было опасно, но мне было все равно. Лучше уж так, чем чувствовать бритвы. И иглы. И не поддающуюся исцелению дыру в сердце.
Вода была холодной, но было не слишком глубоко, и я быстро достигла дна. Я позволила себе коснуться земли, мои колени прижались к грязному дну. Мои руки взметнулись в стороны, волосы попали в лицо. Свет луны над моей головой красиво искажался сквозь рябь воды. Все звуки потонули в тишине. Вода. Ночь. Я оставалась неподвижной до тех пор, пока мои легкие не начали грозить взорваться. До тех пор, пока не начала кружиться голова. До тех пор, пока реальность не начала покидать меня. До тех пор, пока я не достигла точки, после которой бы перестала существовать. И я рвану наверх. Пузырьки затопили мой рот, пока я всплывала, работая ногами. Я вытянула руки наверх, и через мгновение, вода расступилась, и я оказалась на поверхности, хватая ртом воздух.
Адреналин начал тонуть в моем теле, пока легкие боролись, чтобы дышать — чтобы жить.
Вода стекала по моим волосам на лицо, пока я дрейфовала на спине в воде, смотря вверх, на луну, моя грудь поднималась и опускалась, мое тело было на половину скрыто в воде.
Глава 6
Люк
Мне было семь лет, когда я понял, что в моем доме происходит что-то не нормальное. Это не было чем-то, что я начал изредка замечать. Это было внезапное осознание, когда моя мать объявилась посреди ночи после того, как отсутствовала где-то в течение нескольких часов. Она сходила с ума, болтала о том, что ей жаль. Я думаю, что она была под кайфом, и казалось, что на ее руках и одежде была кровь, но когда я спросил ее об этом — хотя я был чертовски напуган ее поведением — она только обнимала меня в течение нескольких часов, качая меня, как ребенка, и шептала мне, что все будет хорошо. Дело в том, что с этого момента ничего уже не было в порядке. В принципе жизнь все еще была нормальной, но жить было можно, только пока у меня в организме был достаточный уровень алкоголя, чтобы испорченные части моей жизни не казались реальными. Пока я контролирую то, что я делаю, я в порядке. Проблема в том, что в последнее время контроль, над которым я так усердно работал, ускользает сквозь мои пальцы.